Дух Тв.: "Я услыхал уже о вас от моего Господа: Ему известно все, что происходит на земле. И я часто удивляюсь, как может еще существовать что-нибудь доброе в этой стране, потому что в ней положительно хуже, чем в городе Разрушение".
Честный: "Совершенно верно, наша родина лежит далеко от солнца, потому и люди там холоднее и бессмысленнее, но всякий человек, если б даже провел всю свою жизнь на ледяной горе, лишь только солнце Правды осенило его, наверное, почувствовал бы, что холод его сердца мгновенно растаял; я знаю это по опыту".
Дух Тв.: "Я верю вам, отец Честный, и вы выразили совершенно верную мысль".
После этого старик приветствовал пилигримов лобзанием братской любви и, желая узнать их имена и путевые похождения, стал расспрашивать всех поочередно, начиная с Христианы.
Христиана: "Вы, вероятно, уже слышали о моем имени. Добрый Христианин был моим мужем и это мои дети".
Невозможно описать удивления и радости старика, когда он узнал это. Он так обрадовался, что осыпал ее и детей благословениями.
"Я много слышал о вашем муже, — сказал он, — о его путешествиях и борьбе, которую ему не раз случалось выдерживать. Вы должны утешаться мыслью, что имя его было известно во всех странах света; вера, храбрость, терпение и верность проявлялись во всех обстоятельствах его жизни и сделали имя его знамениям".
Потом он спросил детей, как их зовут, и начал с ними такой разговор: "Матвей, желаю тебе быть похожим на Матфея мытаря, не по порокам его, но по добродетелям! (Мат. 10, 3). Самуил, желаю тебе уподобиться Самуилу пророку верою и молитвою! (Пс. 98, 6). Иосиф, бери пример с Иосифа, когда он был в доме Потифара, т. е. будь целомудренным и твердым в искушениях! (Быт. 39). А тебе, Яаков, желаю заслужить, подобно, ап, Иакову, звание праведного и быть таким как другой Иаков, брат Господа" (Деян. 1:13–14).
Сказавши это, он спросил у Любови, каким образом она оставила свою родину и родню, и присоединилась к Христиане и ее детям и прибавил: "Твое имя Любовь, любовь тебя поддержит в несчастье и даст тебе силу переносить все неудачи, какие ты можешь встретить в жизни, до тех пор, пока ты не достигнешь того места, где, к твоему великому благополучию, ты узришь лицом к лицу Бога любви". Пока он говорил. Дух Твердости стоял перед ним и восхищался его словами. Улыбка была на устах его, а глаза устремлены на нового товарища.
Продолжая путь все вместе, в разговоре проводник спросил старика, не знавал ли он Боязливого, который также покинул свою страну, чтобы сделаться пилигримом.
Честный: "Да, я его очень хорошо знал. Он был человек искренний, но принадлежал к числу скучнейших пилигримов, каких я только знавал".
Дух Тв.: "Вы, видно, хорошо его знали, потому что очень верно передаете его характер".
Честный: "Было время, когда я с ним был даже очень дружен, и мы с ним пошли вместе по одному пути; тогда он начал беспокоиться и тревожиться о том, что с нами станется впоследствии".
Дух Тв.: "Я был его проводником от дома моего Господа до двери Небесного Града".
Честный: "Значит, вы вполне знаете до чего он был скучен?"
Дух Тв.: "Разумеется; но несмотря на это, я им не тяготился, потому что люди, взявшие на себя должность, подобную моей, берут на себя и большую ответственность".
Честный: "Расскажите, пожалуйста, как он вел себя под вашим руководством?"
Дух Тв.: "Вот как. Он всегда боялся не достичь той цели, к которой он стремился. Малейший говор неблагоприятный для него наполнял его душу страхом, и самое ничтожное противоречие, встречаемое им на пути, отнимало у него последнюю каплю энергии. Я слышал, что он как будто целый месяц валялся в Топи Уныния и не смел вылезать оттуда, хотя многие проходившие пилигримы предлагали ему свою помощь, чтобы выйти из нее. Между тем он также и не хотел возвращаться домой. "Если я до Небесного Града не дойду, то погибну безвозвратно", — повторял он; а с этим вместе каждая соломинка, лежавшая поперек его пути, приводила его в смущение. Наконец, в один солнечный день он решился выкарабкаться из Топи и вступил на противоположный берег, сам не веря своим глазам и чувствам. Ему казалось всюду, что он видит Топь Уныния, потому что носил образ ее в сердце и мысли, что совершенно парализовало его движения и решимость. Таким образом дошел он до двери, которая стоит в начале пути, (вы все знаете ее) и там, говорят, он простоял долго, не решаясь стучать. Когда же дверь ему отворили, он отошел на некоторое расстояние, пропуская сперва всех прочих и повторяя, что сам он недостоин войти в нее, и, таким образом, хотя дошел до нее гораздо прежде многих, а вошел в нее последним. И тут бедняк стоял на одном месте, весь дрожа от страха. Жалко было смотреть на него! Наконец, взял он в руку висячий молоток и постучал, и тут же отпрыгнул назад. Отворивший ему дверь подошел к нему и спросил: "Эй, дрожащий, что тебе нужно?" Вместо ответа он упал без чувств. Говоривший с ним в удивлении помог ему встать и сказал милостиво: "Мир тебе, встань, я для тебя отворил дверь, войди и будь благословен". Он встал и, дрожа от страха, вошел; а тут стыд так им овладел, что он не смог показывать своего лица. Там он некоторое время пользовался гостеприимством, (а вы знаете каково оно) и ему приказали продолжать путь свой и даже указали ему, как и где идти. Он отправился и дошел до дома Истолкователя, где себя повел точно так же, как перед дверью. Он долго лежал на холодной земле, не смея стучать, но все-таки не желал вернуться домой и несколько ночей и дней провел в холоде и голоде от одного страха, хотя видел, что многие вошли в дом Истолкователя только из-за того, что постучали в ворота. В ту пору ночи были длинные и холодные.