«Страж могил» — его лицо обращено к восходящему солнцу — сейчас был озарен светом. В нем не было ничего страшного, решительно ничего. Но если египтяне сами называли его «отцом ужаса», то, вероятно, в сфинксе они видели не соединение силы с духом, а какой-то иной символ. Возможно, он казался им человеком или фараоном, способным проявлять жестокость хищного зверя.
Когда Петер поднимался вверх по холму, стало уже совсем жарко. Со стороны пустыни навстречу ему к пирамиде Хеопса степенной походкой шел высокий и стройный человек с горделивой осанкой, одетый в галабию из золотистой парчи. На пересечении тропинок они встретились. Лицо египтянина, которому могло быть около шестидесяти лет, соответствовало его благородной осанке. Строгие черты лица, очки в тонкой золотой оправе, короткая с проседью щетина, умные глаза — все это придавало ему вид ученого, который, не побрившись, от правился на утреннюю прогулку.
Он любезно поздоровался, осведомился о намерениях иностранца, предложил свою помощь.
— Я — шеф гидов, — сказал он с достоинством по меньшей мере известного археолога.
Пустыня зацвела
Солнце пекло нещадно, но в голове Петера звучал стих из Корана: «Радостная весть вам сегодня!» Сады, где внизу текут реки, — вечно пребывая в них. Это — великий успех».
Только что пальмы и маслины обрамляли дорогу, яркие цветы сияли среди зелени большого сада, садовник поливал овощи на грядках, пирамида Хеопса молчаливо посылала приветствия с высоты своей вершины, и вдруг сразу, без всякого перехода, началась пустыня. Один нажим на акселератор — и пышное изобилие юга сменилось безжизненной пустотой. Всхолмленная поверхность земли то коричневого, то красноватого, то желтого, то светло-серого цвета была покрыта затвердевшей коркой. А ведь каждый год в марте буря поднимает тучи песка и гонит их до самого города, где тонкая песчаная пыль, проникая через запертые двери и окна, затрудняет дыхание.
Песок — это гнев небес.
Когда в Европе выпадает снег, здесь порой проходят дожди, и на краю пустыни кое-где появляются цветы. Но теперь осень, и с самой весны не выпало ни одной капли влаги. Шоссе черной лентой обвивает раскаленную голую землю. Ни дерева, ни кустика, ни одного растения, ни одной травинки. Беспощадная, облитая мерцающим жаром пустота.
Редко-редко встречаются какие-нибудь признаки жизни. Вот к земле пригнулся, как бы стараясь спрятаться от зноя, осыпанный песком кустик какого-то-мрачного зеленого цвета, рядом иногда второй и третий… А вот тут даже целая низина, покрытая грязно-зелеными пятнами, словно обрызганная… Вода? Воды нет. Разве что на очень большой глубине, но кто станет поднимать ее наверх и кому она нужна в этом мертвом царстве? Пустые черные бочки из-под асфальта, похожие на мрачные обломки колонн, выстроились вдоль шоссе, будто окаймляя въезд в ничто.
Даже следов деятельности людей в пустыне мало. Иногда попадаются щиты: маленькие — указывающие расстояние, более крупные — рекламирующие шины, одежду, гостиницы; кое-где валяются ржавые обломки кузова; изредка виднеется палатка, в тени которой, сидя на корточках рядом со своими велосипедами, завтракают двое дорожных рабочих. И снова пустота… Только много времени спустя появляются на горизонте несколько верблюдов, их силуэты четко вырисовываются на фоне яркого неба. Это либо караван, либо полицейский патруль, старающийся проникнуть в тайны пустыни, может быть для того, чтобы арестовать контрабандиста, торгующего наркотиками. И снова вокруг надолго мертвая пустыня. Затем появляются наполовину занесенные, прикорнувшие в песке развалины оград и домов большого заброшенного селения.
— Бывшие военные бараки англичан, — деловито и удовлетворенно пояснил сопровождавший Петера египтянин.
Асфальтированная дорога сменилась бетонной.
— Недавно построена, — с гордостью отметил египтянин.
«Странное зрелище», — подумал Петер. С обеих сторон новая дорога была окаймлена молодыми деревцами с тонкими веточками и нежной зеленой листвой. Вид у них был какой-то робкий, застенчивый, будто они боялись: не слишком ли рискуют люди, оставляя их, таких молодых и слабых, во власти яростного солнца. Но деревца получали поддержку — желтая цистерна подвозила воду и поила их; земля вокруг была более темной от влаги.
Вблизи дороги под жгучим солнцем группа рабочих кирками и лопатами долбила белый песок пустыни. На большинстве из них были галабии белого цвета или других светлых тонов, а вокруг головы — белые шарфы, которые не только служат украшением, но и защищают от солнца. На двух рабочих было нечто вроде белых гольфов— короткие штаны, которые, ниспадая от бедер наподобие юбки множеством складок, тесно схватывали ногу ниже колена, оставляя икры открытыми. Резкий контраст между светлой одеждой и темной кожей вызывал воспоминания об отпуске, море и солнце. Рабочие казались мускулистыми и гибкими, все были босиком. Некоторые провожали машину улыбкой.
Машина промчалась мимо бульдозера, который выравнивал участок пустыни. Деревья стали больше, поливные шланги, соединенные с цистернами, автоматически поворачиваясь, теряли часть драгоценной влаги на краю дороги. Далеко справа, над белой теперь поверхностью песка, показалась ярко-зеленая полоса, а над нею — светло-серые верхушки больших парусов.
Там протекал Нил.
А здесь раскинулась пустыня с деревцами по краю дороги. Пустыня, которая на протяжении тысячелетий была голой.
Поблизости отсюда в песке был найден коленный сустав огромного еще неизвестного животного.
— Животное жило на берегу Нила и попало сюда, заблудившись или спасаясь бегством, — говорили одни.
— Может быть, в этом месте прежде была растительность, — возражали им другие.
Но ни хроники, ни остатки стен, ни камни не говорят о том, что здесь когда-то была жизнь.
Пустыня — гнев неба.
Здесь, в этом безнадежном песчаном краю, где издали видна зелень, человек, как нигде, ощущает, что такое вода.
Где нет воды, там нет жизни!
Далеко у горизонта протекает рукав Нила, сюда же, насколько известно, его воды никогда не доходили.
В мае 1953 года египтяне решили изменить существовавший тысячелетиями ландшафт. И вот, как ни трудно в это поверить, в пустыне вырос поселок с новыми-одноэтажными домами, под плоскими крышами.
Автомобиль остановился.
Пока он двигался и путники сидели в машине, ее крыша отбрасывала тень, их обвевал ветерок, температура была сносной. Но стоило им выйти, как жара набросилась на них со всех сторон. Воздух и песок, дома и дорога источали зной, словно стремясь иссушить их тела.
В доме было менее жарко.
— Стены сложены из пустотелого песчаника, — сказал гостям культорганизатор[6] в новом поселке. — А крыши — из цементных плит, также полых. Это защищает от жары и от холода.
Затем они поехали в чудесную пустыню.
Называлась она «Ат-Тахрир» — «освобождение».
Однажды в пустыне поставили пять палаток. Это-было началом. Потом прибыли землечерпалки и бульдозеры, грузовики и инструменты, камень и цемент, приехали египетские рабочие, чтобы копать и строить, египетские инженеры, архитекторы и агрономы, чтобы руководить землекопными работами и строительством.
И вот широкий канал вырыт. От дельты Нила до этого места двадцать километров. Шаг за шагом, метр за метром, километр за километром прокладывали рабочие русло для илистого эликсира жизни. Теперь широкая и спокойная водная гладь сверкала под яркими лучами солнца.
От главного канала отходила сеть узких каналов, выложенных цементными плитами, чтобы вода не просачивалась без пользы в землю. Насколько хватает глаз они в строгом порядке пересекали равнину во всех направлениях. Белые цементные края выделялись на фоне воды цвета глины.
6
Один из ответственных служащих Социального, или Учебною, центра, отвечающий за культурно-массовую работу среди населения входящих в него деревень. Обычно чиновник Министерства национальной ориентации или Министерства просвещения