Машина остановилась. Обширный участок вблизи дороги уже перестал быть пустыней, но еще не превратился в поле. Он был покрыт водой, затоплен. Песчаная почва неделями впитывала глинистую воду Нила, сначала жадно, затем спокойнее. Теперь вода, почти не двигаясь, медленно просачивалась и испарялась. Между желтоватой поверхностью воды и белым песком уже проступили темные полосы отложений ила. Задолго до этого ученые исследовали свойства почвы, которая получится в результате взаимодействия ила и песка, искали естественные и минеральные удобрения для повышения ее плодородия. Затем землю оросили, удобрили, засеяли— и чудо свершилось. Пустыня зазеленела!
Они ехали мимо этого чуда, содеянного трудом. Земля была полита потом египетских феллахов и агрономов. Там, где разбили палатки первые рабочие, пять месяцев спустя раскинулось прорезанное оросительными каналами поле земляного ореха. Лишь светлые песчаные пятна между низкорослыми растениями напоминали о том, что еще недавно на этом месте был песок.
Здесь природу удалось покорить. День за днем у мертвой пустыни отвоевывали все новые участки и возвращали их к жизни. Петер Борхард с удивлением смотрел на усеянные плодами апельсиновые деревья, на посадки фасоли, картофеля и клубники, кукурузы и дынь, на поля пшеницы, земляного ореха и кормовых трав. При виде больших плантаций деревцев, часть которых была покрыта, будто шляпами, остроконечными колпаками из камыша, Петер, пораженный, спросил:
— А это что такое?
— Это молодые манговые деревья, через несколько лет они начнут плодоносить.
Манго? Так вот как растет этот изумительный плод, которым Петера в первый же день по приезде угощал в Каире его друг-египтянин. Манго плохо сохраняется, поэтому за границей он почти неизвестен.
— Мы называем манго пищей Аллаха, — сказал египтянин. — Возьми зеленый, он лучше освежает. Желтые обычно уже перезрелые и мягкие.
Они разрезали плод пополам, вынули крупную твердую косточку и принялись есть, маленькими ложечками вынимая мякоть из корки.
— В следующий раз попроси, чтобы плод выжали, и выпей сок, — посоветовал египтянин.
По вкусу манго напоминает многие изысканные фрукты. Ананас? Банан? Апельсин? А может быть, дыня? Похоже на все эти фрукты, и ни на один из них в отдельности! Короче, божественный плод, пища Аллаха.
«Он введет вас… в сады, где внизу текут реки, и в приятные жилища в садах Эдема. Это — высшая прибыль!»
О садах, богатых водой, говорится во многих стихах Корана, ибо где есть вода, там и рай. За посадками манговых деревьев снова начинался белый песок. Один неверный шаг — и рай снова превратится в пустыню.
— Шляпы не на всех деревьях? — опросил Петер.
— Только на мужских, — ответил египтянин.
— А почему женские не наряжают? Ведь они дамы!
— Мужские деревья кокетливее.
В маленьком открытом вездеходе Петер и египтянин ехали по местности, еще до сооружения каналов выровненной бульдозерами. Они сгладили выпуклости и небольшие холмы, засыпали углубления и ложбины и превратили этот участок пустыни в равнину. Вдоль берегов каналов местами посажены деревья, но они еще слишком малы, чтобы отбрасывать тень или ослаблять силу ветра, дующего из пустыни. На полях между посадками сверкали белые пятна, напоминая о песке и пустыне. Трудно было избавиться от мысли, что песок может с чудовищной быстротой поглотить растения, как только рабочие и агрономы перестанут им помогать. Здесь еще не появилась естественная растительность, а были лишь гигантские парники, чудом созданные и поддерживаемые человеком. Но именно эта мысль помогала постичь значение созидательного труда людей. В Коране говорится: «… пролили воду ливнем, потом рассекли землю трещинами и взрастили на ней зерна, и траву, и маслины, и пальмы, и сады густые, и фрукты, и растения».
И человек увидел, что это хорошо.
Машина мчалась по лишенной тени дороге, ветер трепал волосы и охлаждал кожу. Вдали показалось здание.
— Цементный завод, — сказал египтянин.
Рядом с шоссе возвышалась башня.
— А это насосная станция!
По ту сторону поля виднелось еще два больших строения.
— Обувная и одежная фабрики.
Вокруг фабрик лежал белый песок. Они были построены из пустотелого кирпича, да и вся архитектура зданий была подчинена одной цели — создать внутри прохладу. Крыша служила вентиляционным устройством и походила на вытянутую гармошку. Рабочие и работницы сидели у современных машин в огромном зале — единственном на все предприятие, — таком высоком, что люди в нем казались пигмеями. Рабочих подыскивали во всех районах страны, но, прежде чем поступить на фабрику, они проходили специальную подготовку в учебном центре.
Он был построен, когда канал еще только проектировался и вокруг простиралась пустыня. С виду он ничем не отличался от других поселков на новых землях: такие же ряды одноэтажных домов под плоскими крышами, такие же здания для детского сада и школы, для женских и мужских курсов.
Тысячи людей уже давно работали в этом районе, и большинство из них не было связано с учебным центром. Они выравнивали пустыню, расширяли сеть каналов, распахивали целину, строили насосные станции и дороги, возводили поселки и фабрики. Когда их нанимали, думали только о том, справятся ли они со своей работой. В учебном же центре готовили людей, которым предстояло поселиться в новом краю навсегда.
— Как производится отбор и обучение будущих жителей и как они здесь живут, я расскажу вам в следующий раз, если вы сейчас не располагаете временем, — любезно закончил свои объяснения культорга-низатор.
— Я скоро опять приеду, — ответил Петер Борхард, — ведь из Каира сюда только час езды.
Корабли ждут лоцманов
На дорожных столбах стояли арабские цифры. Большинство из них ничуть не походило на те, которые в Европе называют арабскими. Схожи единица, девятка, зато наш ноль, только заостренный кверху, обозначает у арабов пятерку, а точка — ноль. Арабы явно не желают утруждаться ради «нулей»: поставили точку — и ладно!
Чтобы отвлечься от однообразия пустыни, Петер читал цифры. Они выглядят так:
Через несколько часов рядом с шоссе показался оазис, где среди пальм возвышались гостиница и мечеть.
На дорожном столбе стояло 67 — ровно половина расстояния между Каиром и Суэцем.
— Оазис создан искусственным путем, — сказал водитель-египтянин.
Затем опять потянулась холмистая пустыня, прорезанная черной лентой шоссе, по которому в обоих направлениях мчались автоцистерны и тяжелые грузовики: нефтепровод, недавно проложенный правительством от Суэца до Каира, пока еще не мог обеспечить столицу необходимым ей количеством горючего.
То и дело на глаза попадались бараки, почти всегда пустые. Часто это были лишь глиняные стены без крыши, с пустыми оконными и дверными проемами.
— Посты, прежде английские, теперь египетские, — гордо заявил водитель-египтянин. На нем был темный костюм с ярким галстуком и красная феска с черной кисточкой.
Два ряда тесно прижавшихся друг к другу квадратных глиняных хибарок образовывали узкую улицу с горбатыми тротуарами, которая кишела людьми. Это въезд в Суэц. На тротуарах возле домиков и на самой мостовой бурлила жизнь. Группы мужчин в галабиях, поджав ноги, сидели кружком на земле, болтали, наблюдали прохожих или просто дремали. Рядом играли или уверенно сновали в толчее дети в длинных светлых, часто грязных рубахах. Женщины с монашескими лицами, обрамленными черными платками или целиком закрытыми покрывалами, суровые и безмолвные, пробирались сквозь толпу, почти все с грудными младенцами на руках и ведя за собой малышей постарше. Мясник подвешивал к потолку своей лавки несколько ободранных бараньих туш. Розовое мясо было буквально усеяно красными печатями. Торговцы стояли рядом с лотками, зазывая покупателей или торгуясь. Что вы желаете купить? Консервы или сигареты? Кока-кола или гуталин? Ткани или расчески? Одежду или ювелирные изделия? Сорочки или носовые платки? Сандалии или зубную пасту? Амулеты, пуговицы для брюк или синие бусы? Одного взгляда достаточно, чтобы убедиться: здесь есть все.