— Собор стоит на скале Мориа. — На этой скале Авраам приготовился принести в жертву своего сына Исаака. Ислам считает Авраама первым мусульманином.
На этой горе три тысячи лет назад находился храм Соломона, после него остались груды развалин, позже здесь воздвигли храм царя Ирода, тоже превратившийся в развалины, — потом римский храм Юпитера, затем на протяжении веков здесь не было ничего, кроме груды щебня, пока в VII веке арабы не построили сначала каменную мечеть, а впоследствии — храм на скале.
— Сейчас, тринадцать веков спустя, — сказал араб, — евреи хотят его снести и вновь построить храм Соломона.
— Ерунда, — сказал Петер.
— Нет, это так, — настаивал араб. — Они не раз пытались силой вытеснить арабов из Старого города.
— А теперь?
— Теперь они там.
— Где?
— Там. — Он ткнул пальцем по направлению к стене.
— Граница существует?
— Да.
Гид сделал какой-то неопределенный жест. Он, видимо, сгорал от стыда за то, что часть его родного города и часть Палестины вырваны из рук арабов. Но Петер настаивал, и араб показал рядом с Дамасскими воротами стену из красного кирпича.
— Это граница?
Он кивнул.
— А части города как-нибудь сообщаются между собой?
— Если вы настаиваете… — сказал гид и повел Петера немного дальше.
Там в стену были врезаны ворота, их охраняли часовые. Ворота находились вблизи сада Гроба Господня, где Петер уже проходил, но тогда гид ничего о них не сказал.
— Отольются им наши слезы! — сказал гид на обратном пути.
Дождь хлестал как из ведра. Араб раскрыл зонтик, но он мало его защищал, с легкого пальто Петера струилась вода, тем не менее они продолжали стоять.
— Я не антисемит, — заметил араб.
— Иначе и быть не может.
— Именно, — сказал тот. — Мы, арабы, ведь сами семиты. Мы делаем различие между евреями и сионистами. Мы ненавидим англичан не за то, что они англичане. Мы ненавидим их за то, что они империалисты, а сионистов — за то, что они стали опорой империалистов в пику нам, арабам. Они напали на Египет, раскололи Иерусалим…
Дождь лил потоками, но Петер не мог прервать гневную обвинительную речь араба.
— В расколе виноваты американцы. — вставил Петер.
— Вы знаете, как это произошло?
— Точно не помню.
— А я помню. В начале декабря сорок девятого года Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций объявила Иерусалим городом с особым международным режимом. За это решение голосовали Египет, Сирия, Ливан, Советский Союз. Иордания в то время была английским протекторатом. Против интернационализации выступил Израиль; его при голосовании поддержали США, Англия и некоторые их сателлиты.
— А потом?
— Четыре дня спустя премьер-министр Израиля объявил Иерусалим столицей государства. Он бы, конечно, никогда не решился бросить такой вызов Организации Объединенных Наций, если бы не знал, что его поддерживают англичане и, главное, американцы. Это они виноваты в том, что Святой город расколот на две части.
Два течения
Вернувшись в Сирию, Петер нашел телеграмму из Каира от Ахмеда: «Прибуду Дамаск сюрпризом». Сюрпризом была Ивонна — она хотела присутствовать на процессе заговорщиков. Ахмеда привели в Дамаск дела, связанные с каким-то строительным проектом.
Перед вылетом из Каира Ивонна съездила в освобожденный Порт-Саид. На обочинах шоссе вдоль канала Исмаилия еще лежали остатки сгоревших машин, больше ничто не напоминало о недавних событиях. Но повсюду чувствовалось, что страна пережила войну.
Исмаилия не изменилась. Только Суэцкий канал еще бездействовал и в здании администрации, где раньше ключом била жизнь, зияли пустые комнаты. Ивонне пришлось долго обивать пороги разных учреждений, пока она нашла служащего, который мог ей помочь.
— Я сведу вас с моим знакомым, который во время осады оставался в Порт-Саиде.
Знакомый оказался человеком среднего роста, коренастым, подвижным, полным энергии. Может быть, офицер в отставке, который оставался в Порт-Саиде с особым поручением.
— Через полчаса я еду в Порт-Саид, — сказал он. — Если хотите, я вам там кое-что покажу.
В Порт-Саиде они встретились в кафе и поехали мимо развалин домов на аэродром. Он находился между Средиземным морем и озером Манзала, на такой узкой полосе земли, что в одном месте она обрывалась, и между водоемами образовывался проток, через который был переброшен мост.
— Это единственное место, где озеро и Средиземное море сообщаются между собой, — сказал египтянин. — По ту сторону моста видна бывшая радиолокационная станция. Ее разбомбили. — Он показал на аэродром: — Здесь началась наземная война. В шесть часов пятнадцать минут приземлилась первая партия английских парашютистов. Четыреста человек. Мы ждали их и ликвидировали. Это произошло быстро. Мы применили три новейшие русские ракетные установки, выпускающие тридцать две ракеты в секунду.
— В секунду?
— Да. В половине одиннадцатого нахлынула вторая волна. На этот раз англичане сначала подвергли аэродром опустошительной бомбардировке. Мы понесли большие потери. Когда они приземлились, их поддержала штурмовая авиация.
На краю аэродрома находилось кладбище. Между могилами стояла группа людей. Ивонна и египтянин перешагнули через низкую ограду и подошли ближе. Один человек копал землю между могильными плитами.
— Он ищет своего брата, — объяснил кто-то.
Возле кладбищенской ограды были разбиты палатки. В них жили женщины с детьми, чьи дома были разрушены.
— На этом кладбище погибли три тысячи наших людей, — сказал египтянин.
От Средиземного моря кладбище отделяли только дорога и очень узкая полоска песка. Волны лениво растекались белой пеной по полотому берегу. Подошел автобус. Из него вышли девочки, ученицы старших классов. Некоторые из них остановились перед памятником, трогательным в своей простоте: у края дороги кто-то врыл в песок ствол деревца высотой в рост человека и толщиной в руку, а на него повесил каску. Здесь был похоронен неизвестный солдат.
— Теперь мы возвратимся в город по той самой дороге, по которой шли англичане при поддержке и под прикрытием штурмовой авиации. В трех километрах от Порт-Саида находится насосная станция. Английские десантники заняли ее. Затем они позвонили губернатору города и предложили ему капитулировать или явиться для переговоров. Он отказался. Тогда они выключили воду и начали бомбить город, а нам нечем было заливать пожары. Большой район города сгорел дотла. Это были кварталы бедноты.
Они ехали вдоль берега, мимо леса торчащих из земли обнаженных железных столбов.
— Здесь стояли бунгало. Они все сгорели. А видите вот тот новый восьмиэтажный дом?
— Вижу.
— Там я жил, но меня выселили. Англичане отдали все двадцать пять квартир с обстановкой военным корреспондентам. А когда англичане убрались, дом был пуст.
Естественно, — сказала Ивонна. — И вы опять заняли свою квартиру.
— Вы меня не поняли. Я сказал: дом был пуст. Англичане вывезли всю мебель.
— Невероятно!
— Но факт…
— Трофеи?
— Трофеи могущественной Англии.
Ивонна не совсем поверила египтянину, но промолчала.
— Вой там был павильон над морем — кафе. Оно сгорело.
Они подъехали к порту. Там, где Суэцкий канал впадает в Средиземное море, водоем отделен от дороги низкой оградой и высокой проволочной сеткой. В одном месте ограда и сетка были снесены.
— Здесь высадились танковые части.
— А потом? — спросила Ивонна.
— Потом они пошли вверх по улице, вдоль моря.
— С флагами? — спросила Ивонна.
— Вы слышали об этом?
— Да. Но расскажите.
— А.вы что знаете?
— Сначала расскажите, что известно вам, — настаивала Ивонна. Я сравню это с тем, что слышала.