— Хорошо, — согласился египтянин. — Если хотите, я вас еще познакомлю с одним из моих друзей. Он видел танки собственными глазами. Так вот. Накануне высадки англичан по городу проехал джип с громкоговорителями, возвещавшим, что на следующий день прибудет армия-освободительница. Джип исчез. Но весть разнеслась по городу с быстротой молнии. Утром в этом месте высадились танковые части с красными флагами. Все решили, что это советские танки, и восторженно приветствовали их. Потом раздались первые выстрелы, и люди бросились врассыпную.
Он замолчал и вопросительно посмотрел на Ивонну.
— То же самое рассказывали беженцы, — сказала Ивонна, — мне и другим. В разных городах.
Было уже за полдень, и египтянин извинился. Он хотел навестить свою мать. Если Ивонна хочет, они могут встретиться еще раз попозже…
Ивонна пообедала в ресторане и решила пройтись по широким торговым улицам. Одни магазины были забиты досками, другие открыты. На стеклах витрин виднелись заклеенные бумагой пробоины и трещины. Ивонна обратила внимание на большую сильно поврежденную витрину. За стеклом лежали кожаные сумки, совершенно целые. Ивонне захотелось узнать, пострадал ли этот магазин. Она перешагнула через порог, но остановилась при виде трех пожилых мужчин, которые в углу комнаты пили кофе.
Ивонна извинилась и объяснила цель своего визита. Мужчины продолжали сидеть; один из них сказал: — Здесь-то что! В других местах можно увидеть куда больше.
— Где? — спросила Ивонна.
— В моем доме, например, — сказал другой, маленький тучный человек. — Дом был занят журналистами. А теперь он пуст.
Ивонна не поверила своим ушам.
— Большой белый дом у моря?
— Да, — угрюмо ответил человек.
— Вы его владелец?
— Да. А что?
— Я слышала об этом, — сказала Ивонна. — Разрешите узнать вашу фамилию?
— Гуд, — так же угрюмо сообщил толстяк.
— Вас действительно интересует, что сделали англичане? — спросил третий.
— Действительно.
— Тогда пойдемте. Это недалеко. Рядом.
Они остановились перед магазином, забитым досками.
— Видите название фирмы?
— «Шими и братья».
— Мой сосед. Его нет в живых. — Он повозился над досками и оторвал несколько штук. — В городе ведь было введено осадное положение. Англичанами, разумеется. Вечером никто не имел права появляться на улицах. Шими забил витрины, а дверь припер большой доской. Часов в десять вечера ветер опрокинул ее. Шими жил над магазином. Услышав шум, он спустился вниз, увидел, что доска упала, и наклонился, чтобы поднять ее. В этот миг с противоположного тротуара грянули выстрелы. Там стояли англичане. На следующее утро у двери нашли труп, а магазин выглядел как сейчас.
Он снял доски и вместе с Ивонной вошел в магазин.
— Здесь было товаров на тридцать тысяч фунтов, — сказал он.
Большой магазин был пуст. На полу валялись пустые коробки. Кукла прижалась рукой к витрине ювелирных изделий. От колец, ожерелий и других драгоценностей остались только картонные и шелковые футляры. В углу лежала шкурка лисы, забытая или не замеченная грабителями.
— Чем он торговал? — спросила Ивонна.
— Всем, что покупали иностранцы. Драгоценностями, готовым платьем, мехами, кожаными сумками. Я не могу назвать вам воров. Знают только, что никто из египтян не имел права появляться на улице.
— А еще подобные случаи были? — спросила Ивонна.
Египтянин показал ей еще несколько разграбленных магазинов.
— Они похитили плоды моего труда за тридцать два года, — заявил Ахмед Бедр.
В одном из ограбленных магазинов как единственная память валялся растрепанный экземпляр книжки без обложки. Название гласило: «The Secret of the Soul»[64].
Итак, они снова встретились в Дамаске, два друга и женщина, с которой их свел случай. Они вместе поужинали в большом отеле, где за последние месяцы почти не было иностранцев, и выпили бутылку красного ксараха.
— Надо пить вино страны, — сказал Ахмед благодушно, — особенно если пьешь так редко, как я. Знаете, откуда происходит ксарах? — спросил он Ивонну.
Из местности, где берут свое начало река, на которой стоит Дамаск, — Нахр-Барада и самая большая река Сирии — Оронт.
— Вы имеете в виду впадину Бекаа, — сказала Ивонна.
— Да, Бекаа. Долину солнца между горами Ливана и Антиливана. Там растет xcapax. Ваше здоровье!
— Я пью, — воскликнул Петер, — за греческий город солнца в долине Бекаа — Гелиополь, и за римский храм Бахуса в Баальбеке, и за бога солнца финикийцев — Балаата, и за всех, кто любит солнце, и свет, и ксарах! Ваше здоровье!
— Аминь, — сказала Ивонна.
Они засмеялись и опустошили свои рюмки.
Скажи, пожалуйста, — снова начал Ахмед, — что тебе больше всего нравится в Сирии?
— Люди, — ответил Петер.
Особенно женщины, — пошутила Ивонна.
Петер улыбнулся:
— Я не намерен недооценивать прекрасный пол, но я имел в виду характер людей, их манеру держаться…
— Что тебе в них нравится? — прервал Ахмед.
— Сразу заметно, что это жители гор, народ земледельцев. Мужчины сильные, гордые, темпераментные; женщины, насколько их можно рассмотреть — ведь очень многие еще носят тонкое покрывало, — женщины здоровые, держат себя естественно, многие красивы.
— Что я говорила! — Ивонна засмеялась.
Ахмед остался серьезным.
— Хороший «вакуум», правда?
— Опять вы начинаете! — запротестовала Ивонна.
Нет, нет, — возразил Ахмед. — Вы ведь даже не дали мне рта раскрыть. Я только хотел узнать мнение Петера, если разрешите.
— Могу вам сказать заранее.
— Так разрешите?
— Пожалуйста.
— Послушай, — сказал Ахмед, — ты знаешь, мисс Перран была против нападения на Египет, а теперь тем более, после того как она побывала в освобожденном Порт-Саиде. Но с так называемой теорией вакуума, выдвинутой ее правительством, она кокетничает. Ты понимаешь это?
— Дело в том, что она все-таки миллионерша. Когда пишет, — сказал Петер.
— Идиотизм! — бросила Ивонна.
— Благодарю, — сказал Петер.
— Англичане и французы на Востоке проиграли, — заявила Ивонна. — Но Восток пока еще не может стоять на собственных ногах.
Вам не кажется, Ивонна, — прервал ее Петер, — что точно так же англичане говорили об Америке, когда она требовала независимости? Ваша аргументация устарела почти на двести лет.
Тон Ивонны стал холодным.
— Пожалуйста, не перебивайте, если хотите со мной спорить. Англо-французское влияние заменим либо мы, либо коммунисты. А я не коммунистка.
Петер не обратил внимания на ее холодный тон.
— Я бы хотел, чтобы и в самом деле все сводилось к этой альтернативе, — сказал он. — Но ведь в жизни все гораздо сложнее. Почти все арабы — крестьяне, рабочие, интеллигенция, буржуазия — требуют прежде всего национальной независимости. Они не нуждаются в опекунах. Они не являются «вакуумом», как выразился ваш президент. Это живые, очень живые люди. И лишь когда они добьются национальной независимости, они станут требовать решения социальных проблем.
— Коммунизм? — спросила Ивонна.
— Это дело самих арабов, но отнюдь не американцев или кото бы то ни было еще.
— Но национальные проблемы переплетаются с социальными, — сказала Ивонна более деловито, почти примирительно. — Этого вы не можете не понимать.
— Это я понимаю, — сказал Петер. — По сути дела требование национальной независимости является одновременно и социальным требованием. Вспомните Египет. Пока англичанам принадлежало в стране решающее слово, они препятствовали проведению земельной реформы, закрывали путь к индустриализации, присваивали вместе с французами основную часть доходов от Суэцкого канала. Национальная зависимость влекла за собой нищету народа.
— Существует ведь и слой богатых арабов, — возразила Ивонна, — которые требуют независимости, чтобы положить себе в карман прежние доходы иностранцев.