Корреспондент не мог отказаться.
— Телеграфируйте вашей газете о том, что вы слышали, — сказал египтянин.
Англичанин был в нерешительности.
— Я оплачу телеграмму из собственного кармана. Англичанин молчал.
— Уважаемые дамы и господа! — обратился тогда египтянин ко всем присутствующим. — Что могло побудить лоцманов добровольно рисковать прекрасной работой? Они жили со своими семьями — это для моряка редкое счастье, — у каждого был отдельный дом. Ежегодно они пользовались двухмесячным отпуском и бесплатным проездом для всей семьи до любого пункта. Они получали от трехсот до трехсот пятидесяти фунтов в месяц и, кроме того, дополнительно от десяти до двадцати четырех фунтов за каждое проведенное судно. У нас есть лоцманы, зарабатывающие от восьмисот до девятисот фунтов. И для этого им достаточно провести двадцать кораблей в месяц.
Большинство корреспондентов усердно строчили в своих блокнотах.
— Добровольно ни один капитан не откажется от такого места, — продолжал египтянин. — Почему же иностранные лоцманы сегодня утром не явились на работу? Вы знаете теперь: потому, что так им приказали их консулы. Но вы не знаете того, что я сейчас вам скажу. Новая египетская администрация Суэцкого канала до сих пор официально не извещена о том, что иностранные лоцманы в полночь приостановили работу. События должны были застигнуть нас сегодня утром врасплох. Сюда направили необычно много кораблей — двадцать пять, и столько же — в Порт-Саид. В эту ночь еще и «Изокордии» было приказано затребовать лоцмана. Предполагалось, что, обрадованные большим числом кораблей, мы распределим между ними иностранных лоцманов, станем ждать — а ни один из них не явится на работу. Таков был план.
Человек поднялся из-за письменного стола.
— Внезапность — решающее условие успеха, — сказал он и улыбнулся. — Господа хотели нанести нам внезапный удар. Но мы решили ответить им тем же. А теперь давайте выйдем на улицу, иначе мы можем пропустить интересное зрелище.
Все высыпали из комнаты. Многие пересекли улицу и добежали до самого берега канала, где толпы людей безмолвно и напряженно всматривались в залив. А между тем все знали, что иностранные лоцманы не поведут корабли. Что же могло там происходить?
На одних кораблях желто-синий флажок: «Нужен лоцман» — уже был спущен и заменен бело-красным: «Лоцман на борту», на других как раз в это время меняли флажки. Вот еще на одном судне расцвел бело-красный флажок, и еще, и еще…
— Двадцать пять! — воскликнул наконец шведский журналист Иоганссен. — Все лоцманы на борту.
Первое судно каравана пришло в движение. Это был английский танкер, он приближался на большой скорости, оставляя за собой борозду белой пены. Когда он вошел в канал и поравнялся с белым зданием и с теснившимися на набережной людьми, они, к удивлению своему, увидели, что весь экипаж корабля выстроился вдоль поручней и машет тем, кто стоит на берегу. Прошел второй танкер, на этот раз французский, и снова то же самое. Никогда раньше такого не бывало, даже старожилы не могли припомнить ничего подобного.
— Они радуются, — сияя, сказал Жюльен своему французскому другу — лоцману, — что бойкот провалился.
Тот почесал в затылке:
— Никак не пойму, где это они взяли столько лоцманов.
— Я счастлив, что живу в такое время, — сказал египтянин, сидевший прежде в кабинете за письменным столом, окружившим его корреспондентам и лоцманам. — Мы присутствуем при возрождении нашей нации.
— Если только с этим караваном ничего не случится! — проворчал норвежский лоцман Бьёрнстон.
Моря встречаются
Быть может, это нельзя назвать случайностью… Петер Борхард прибыл в Суэц накануне и провел ночь в гостинице, заполненной, по-видимому, исключительно иностранцами. Гостиница находилась вблизи моря, и — как обещало ее название — прекрасного воздуха там было хоть отбавляй; но зато шума и суматохи — тоже, тем более, что комната Петера выходила на оживленную центральную улицу. В ресторане за ужином раздавался разноязычный говор, но преобладала английская и французская речь, и только глухой мог не слышать, что разговор все время возвращался к «каналу».
Петеру хотелось увидеть, как формируется караван судов в Суэцком заливе и как он проходит через канал, а если посчастливится, то даже пробраться на один из кораблей. За ужином ему показалось, что люди осведомленные чего-то ждут. Позже на слабоосвещенной террасе кто-то, очевидно приняв его за своего знакомого, таинственно шепнул ему сквозь листья низких пальм.
— Hallo, Frank, tomorrow at six[14].
— А что будет в шесть? — весело поинтересовался Петер.
— О, извините!
— Ничего. Но что в самом деле будет в шесть?
— Небольшой сюрприз.
— На канале?
— Может быть.
— Благодарю.
Утром Петер стоял в толпе людей на берегу канала, слушал, спрашивал, смотрел и в конце концов присутствовал при развязке, втихомолку подготовленной египтянами. Она показалась ему великолепной, достойной восхищения.
Когда корабли начали проходить через канал, вездесущий мистер Ромм спросил:
— Где вы нашли столько лоцманов, полковник?
— Среди египтян, мистер Ромм, — ответил полковник и, весело рассмеявшись, добавил: — И среди наших друзей.
— Каких друзей?
— Несколько греческих лоцманов не оставили работы, и возможно, что к ним на помощь придут друзья и из других стран.
— Я лично желаю вам счастья, — сказал Ромм с некоторым высокомерием, — но боюсь, что вы не справитесь. Справедливость на нашей стороне.
— Кто прав, тот выигрывает. Согласны?
— Согласен! — воскликнул Ромм, удаляясь. — Good-bye[15]. Я еду в Исмаилию.
Он одним из последних отправился в Суэц, чтобы телеграфировать в редакцию о том, что случилось. Каждый из корреспондентов понимал, что присутствует при событии, которое обычно называют сенсацией. Будет ли оно подано как сенсация его газетой, зависело, конечно, от того, насколько это окажется ей на руку. Но телеграмму надо было отправить немедленно.
Иностранные лоцманы, поглощенные своими мыслили, медленным шагом разошлись по домам. Берег канала опустел. Петер, напряженно следивший за движением каравана сначала в широком заливе, а затем в канале, внезапно обнаружил, что остался на набережной один. Невдалеке он заметил белое здание и пошел к нему. Охрана у ворот пропустила его. Он поднялся по лестнице, прошел через галерею и приблизился к открытой двери.
— Что вам угодно? — спросил человек за письменным столом.
— Только поздравить вас. Я немец…
— Так заходите же! — Полковник встал. — Садитесь, пожалуйста. Что вы будете пить: кофе, лимонад? Лучше кофе?
Это был смуглый человек лет пятидесяти, с проседью, одетый в темные брюки и белую рубашку с отложным воротником.
— Благодарю за поздравление, — сказал он и сел. — Мы, египтяне, любим немцев.
— А мы в Германской Демократической Республике рады, что Египет борется за свою национальную независимость.
— Мисс Перран — познакомьтесь: американская журналистка Ивонна Перран — только что сказала, будто мы перегнули палку.
Петер посмотрел на женщину, сидевшую в одном из широких кожаных кресел с маленькой чашечкой кофе в руках. «А она ничего», — подумал он.
— Мисс Перран, — вежливо продолжал египтянин, — только что разумно заметила, что, возможно, нам пока хватит лоцманов, если каждый из них будет проходить весь канал. Дело в том, что мисс Перран знает канал, знает, что обычно лоцманы сменялись в Исмаилии, примерно на полпути. И она справедливо спрашивает на сколько их хватит, если им придется день за днем проходить весь путь от Суэца до Порт-Саида и наоборот. Ей кажется, что через несколько дней мы сдадимся.
— Спасибо за объективное изложение. — У американки был приятный голос. — А вы как смотрите на мои «разумные замечания», полковник?
— Египтяне построили пирамиды, они в состоянии управлять и Суэцким каналом.