— Это все ясно, но… все же… зачем такая неоправданная искренность?.. Ради чего?..
Прима подняла голову, заглядывая Джейку в лицо и будто стараясь прочитать в его взгляде что-то затаенное, недосказанное.
Парень шумно сглотнул, подавленный ее взглядом — нежным и жестким, покорным и властным, решительным и робким. В серо-зеленых глазах Примы мерцали маленькие искорки, похожие на далекий, манящий свет ночных звезд, которых, впрочем, он никогда не видел.
— Во имя того, во что я верю… — выделяя каждое слово, наконец твердо ответила та.
…Заря ушла, сменившись ночи мглою,
И свеж туман, как легкий ветерок.
И есть лишь ты — боюсь, что не достоин
Упасть к ногам, моля ответить на любовь…
Осторожное и тихое, словно нежный трепет ресниц, дуновение ветра легко коснулось лица, развивая и играя выбившимися из прически прядками волос. Свежий, по-ночному острый и терпкий, он приятно холодил и покалывал кожу, заставляя вспомнить, заново прочувствовать то, что, казалось, уже навсегда затерялось в лабиринтах памяти. Должно было затеряться… Как и эти давно забытые строчки старой песни.
Окружающее на миг померкло, утонув в черной дымке, а потом вновь сложилось обратно. Уже в новую картинку: черные скалы, уходящие ввысь, на недосягаемую высоту, и высокие заросли травы, отливающей серебром, — купол Защитного Барьера остался позади.
Мэреш вздрогнула от накатившей вдруг волны жгучего холода, чувствуя, как быстрее и чаще забилось сердце…
Игривый ветер, пролетев над цветущими, сонными уже холмами, над тихими, по-домашнему уютными в вечернем свете фонарей улицами города, принес с собой запах шалфея, мяты и еще чего-то загадочного, нежного, чему не найдется места в мире обычных слов. Запах ночной прохлады, цветов… и счастья. Именно так пахла та ночь.
…И правда, скрепленная ложью,
Жизни возведет на пути бездорожья,
Мир разрушен — под ногами бездна огня,
Лишь будем вместе, вопреки — ты и я…
Вместе… Вопреки… Ты… Я…
Мы…
В сердце болезненной искрой проскользнуло холодное и острое, как лезвие меча, воспоминание о тех днях, когда все еще было хорошо, когда не существовало ни страха, ни опасности. Когда еще было это короткое и всеобъемлющее «мы»…
Словно из прошлой жизни, другой, далекой, ненастоящей… Будто и не было никогда, не существовало. Просто приснилось, а потом прошло, стерлось в памяти, как неясное и зыбкое видение… Лишь только имя сохранилось четко и ясно, словно намертво, навеки впечатанное в память…
«Исключительная»… «Избранная богами и Кристаллами»… — так, перешептываясь друг с другом, называли ее Хранители, роняя полные заинтересованности и любопытства взгляды, скрывающие правда лишь нестерпимую жажду узнать, что за тайна скрывается за этой личиной незнания и непонимания.
Семнадцатилетняя девушка… Совершенно сбитая с толка и непонимающая, почему все это происходит именно с ней, Мэреш считалась обладательницей редкого Дара, хотя сама со временем начинала все больше сомневаться — Дар ли это или ее проклятие?
Люди сторонились и опасались ее, стараясь избегать случайных встреч, чтобы не навлечь на себя гнев, Хранители же относились к ней, как драгоценному камню, редчайшей из редкостей, оберегали и хранили, как самое драгоценное, что у них было.
Хотя именно эта наигранная забота и обеспокоенность угнетали Мэреш больше всего — ей нужна была искренность, настоящие чувства и настоящие эмоции. Хотелось быть в глазах других чем-то большим, чем просто кладезь неизведанных способностей и объект исследования. Надоело чересчур пристальное внимание — хотелось уйти, сбежать ото всех…
Только бы знать, куда.
Ее способностям завидовали, из-за них ее не любили и избегали… И лишь он один сумел ее понять… и полюбить.
Он — представитель правящей ветви народа бескрайних лесов и гор… Варгов…
О силе и непоколебимости которого складывались легенды.
С резкими и правильными, словно вырезанными из мрамора чертами лица, бледной, почти белой кожей и глубоким, горящим пылким огнем, ясным и чистым взглядом, в котором чудилась какая-то загадка, он мог заставить пасть к своим ногам первых красавиц Лэранта, мечтающих отдать ему свое сердце и душу.
И она — ничем не примечательная, запуганная тихоня без рода и племени, молчаливая и дикая, шарахающаяся от каждого направленного к ней взгляда.
Но из всей толпы он выбрал почему-то именно ее и в промежутках между поцелуями говорил, как она непостижимо прекрасна, словно звезда, спустившаяся с небес на землю. И смотрел на нее с любовью и заботой, с которой на нее прежде никогда и никто не смотрел…