Прима снова презрительно усмехнулась.
— Я все равно им верю!.. — сквозь зубы процедила Кэрен, буравя Роуз недобрым взглядом.
— Веришь или хочешь верить? — задумчиво глядя на девочку, спросила бывшая Хранительница.
Кэрен вздрогнула: слова Примы, казалось оброненные случайно, мимолетно, оставляли в душе такой глубокий, неизгладимый след, что теперь она уже начинала сомневаться в правильности ВСЕГО, что произошло с ней до этого момента.
— Веришь или ХОЧЕШЬ ВЕРИТЬ? — задумчиво-лениво повторила девушка, перебирая тонкими пальцами по толстым прутьям решетки. Потом вдруг встала, отряхивая с одежды невидимую пыль, — только сейчас Кэрен заметила, что под плащом на ней была запачканная травой и землей форма Хранителей — и произнесла как бы невзначай:
— Мне все равно, что с тобой случится — на мне это не отобразится никаким образом, — но мне искренне жаль оставлять тебя здесь одну. Мы могли бы поговорить, но… хм… в другом месте. — Она поймала сердитый взгляд девочки, ясно говорящий о том, что она лучше останется в подземелье навсегда, чем куда-либо пойдет с Ройз. — Поверь: мне плевать на твой Дар, если он вообще есть и подчиняется тебе, но я могла бы рассказать, как все вижу я. Может быть, после этого ты стала бы больше нам доверять…
Прима ушла, даже не сказав ничего на прощание, даже не кивнув, и Кэрен еще несколько минут спустя в замешательстве наблюдала, как исчезают в дали коридора отсветы неясного пламени факела.
На душе было странно: что-то неясное, что-то зыбкое, неправильное, запутанное и скрытное ворвалось в ее хрупкое представление о мире, разрушая его, становя все с ног на голову, искривляя, искажая до неузнаваемости все, казалось бы, такое простое, естественное, правильное.
И девочка не могла понять, что послужило причиной этой туманной неясности. Подействовали ли на нее слова Роуз, поддалась ли она ее рассказам или они просто наложились на ее собственное восприятие окружающего, вдруг разом поменяв его?.. Кэрен не могла понять этого: в душе царил хаос, но и в мыслях было не лучше.
Перед глазами то и дело проносились отрывки событий, произошедших с ней в Долине: Наблюдательный пункт с его переплетенным лабиринтом коридоров, Южная Башня, уютные улочки Вэрделя… Картины всплывали в памяти словно сами собой — такие яркие и четкие, наполненные звуками, запахами, ощущениями, они были не похожи на собственные воспоминания девочки: перед глазами представала ЧУЖАЯ реальность, лишь отдаленно похожая на ту, что видела она…
«Спину выпрями и руку чуть выше. И за локтем следи — он у тебя постоянно в разные стороны мотается», — послышался откуда-то издалека сухой мужской голос, показавшийся вдруг отдаленно знакомым.
Перед глазами возникло странное видение: рука, уверенно и крепко сжимающая лук и и блестящий наконечник стрелы, направленный в самый центр разноцветной круглой мишени на другом стороне тренировочного зала. Пальцы привычным движением натягивают тетиву, и стрела, мелькнув ярким оперением летит точно в цель.
«Молодец! Теперь я», — приходит откуда-то сбоку веселый голос. Слышится металлический шелест доставаемой из колчана стрелы, опять радостный голос, говорящий о каких-то соревнованиях по стрельбе, но Кэрен не успевает разглядеть его обладателя — видение меркнет перед глазами прежде так же неожиданно, как и появилось минуту назад.
На смену ему приходит новое: бирюзовая поверхность воды, широко раскинувшегося перед ней озера в окаймлении густых зарослей неизвестных растений и деревьев с низко опущенными к воде ветками. Сквозь плотную завесу листвы еле виднеется вдали темная от воды и сырости стена какого-то невысокого деревянного строения. Вроде маленькой одноэтажной избушки.
Откуда-то со стороны приходит словно чужая мысль: «Этот дом — единственное место, где меня никто не найдет»…
Кэрен продолжала завороженно наблюдать за калейдоскопом меняющихся картин, все больше погружаясь в них, все больше вникая в их суть, и не чувствовала, как где-то на периферии сознания царапается и пытается добраться до нее отчаянная догадка. Пожалуй, самая важная за все ее время в Долине…
…Полупрозрачная иллюзорная дымка, сотканная в тонкое, чуть колышущееся полотно, едва заметно вздрагивала и сверкала бриллиантовой крошкой звездного неба. Три высоких стрельчатых окна балкона с видом на широкую гряду пологих холмов и нависшее над ними багряно-алое предзакатное солнце в окружении розово-красной облачной ваты. Вид из окон ее бывшей комнаты в Лэранте — это было одно из немногих воспоминаний ее прошлого, которые хотелось хранить в памяти, — но теперь даже он раздражал и злил. «Надо учиться забывать прошлое», — стиснув зубы, зло процедила девушка. У нее складывалось ощущение, что кто-то специально бередит ее воспоминания, вытаскивая их на свет из самых дальних, самых затаенных и скрытых от чужого внимания уголков памяти. И это неприятное, липкое ощущение чьего-то невидимого, неуловимого присутствия угнетало, как может угнетать почти физически ощутимый направленный в спину острый, недобрый взгляд.