— И тебя тоже, смотрю, обделили? — чувствуя, что молчание снова начинает затягиваться, спросила она.
— В каком смысле? — девушка не шелохнулась, только по тому, как напряглись вдруг черты лица, было видно, что она слышит — и слушает — Кэрен.
— Про качества и… чувство такта.
В голосе девочки сквозила нескрываемая неприязнь, хотя внутри все сжималось и дрожало от подкатившей волны страха.
— И да, и нет.
Прима вздрогнула и, резко выпрямившись, наклонилась к девочке, заглядывая той в самые глаза и словно стараясь угадать, о чем она на самом деле думает.
Кэрен вздрогнула и хотела отпрянуть назад, но мягкая обивка кресла, словно затягивающая в себя, не давала даже пошевельнуться.
— Не думай, что я всегда была такой- я ведь тоже когда-то была вместе с Хранителями, — предупреждающе тихо произнесла Прима, сверкая серо-зелеными глазами, отражающих языки пламени в камине. — Не думай…
Кэрен подавленно кивнула, испуганно глядя в глубокие, будто две черные дыры, зрачки девушки.
С правильным овальным лицом в обрамлении блестящего крыла черных волос, с нежными, мягкими чертами и светлой кожей цвета слоновой кости, она казалась похожей на старинную коллекционную фарфоровую куклу — хрупкую, изящную и беззащитную, как чистый, свежий цветок. А взгляд — сверкающий, холодный и чуть равнодушный, словно вовсе не живой, — только усиливал это впечатление.
Прима казалась слишком необычной, слишком красивой, чтобы быть реальностью. Но, говорят, все истинные демоны прекрасны.
— Ты во что-нибудь веришь? — тихо и, казалось, осторожно спросила она, снова откидываясь на спинку кресла. — Я не про какую-нибудь мелочь спрашиваю, поэтому хорошенько подумай, прежде чем дать ответ.
Кэрен вздрогнула — перед глазами на миг мелькнула, словно озаряясь ярким сиянием, картинка — обрывок ее сегодняшнего сна. Солнечная, залитая ярким теплым светом, ясная пустота, цветные блики «зайчиков» на ее лице, пьянящий сладкий запах цветов и Люк, загорелый и веселый. Он что-то говорил ей, но она не могла вспомнить, что, потому что мысли снова вернулись в холодную тесную комнату, пахнущую сыростью и плесенью.
Девочка решительно кивнула, хотя все еще плохо понимала, на что намекает Прима.
— Я тоже когда-то верила, — словно частица сожаления мелькнула на мгновение в голосе девушки, отуманив взгляд печальным состраданием. — Всей душой, по-настоящему. Верила, что у нас все получится, что мы сможем вернуть все, как было раньше, изменить. Готова была доказывать это до хрипоты, биться за это… А потом… — она вдруг замолчала, словно подавленная своими собственными словами.
— У тебя когда-нибудь бывало такое, что все, во что ты верила в одно мгновение рушится, что вся твоя надежда и уверенность исчезает, катится в пропасть, а ты стоишь посреди дымящихся обломков, посреди этого невероятного, страшного хаоса и не знаешь, что делать, как жить дальше?.. — голос Примы прозвучал надтреснуто непривычно глухо и… искренне. Так, что Кэрен на секунду показалось, что та действительно говорит ей сейчас о чем-то крайне важном и болезненном для нее. И снова кивнула, вспоминая льдисто-холодный жестокий взгляд когда-то лучистых, сияющих радостью сапфировых глаз.
— Но… как можно предать то, во что ты веришь? — плохо сформулированные мысли сами собой рвались наружу, и Кэрен больше не могла их сдерживать. — Если это все по-настоящему, если это все искренне, если это — правда?..
— Вот в том-то и дело, — снова печально произнесла Прима. — Вера слепа. Мы можем многое не замечать, закрывать глаза на маленькие и, казалось бы, незначительные недостатки, не видеть лжи… А потом…
Кэрен молча следила за девушкой, подавленная ее словами, казалось, такими искренними и правдивыми. На какое-то мгновение она даже забыла, что именно из-за нее — из-за Примы — с ней случились все ее неприятности, именно из-за нее она неизвестно сколько времени провела в холодном сыром подземелье, окутанным леденящей душу немой темнотой.
— Ты это ведь… о себе рассказывала?.. — метавшиеся в мыслях слова вырвались сами собой, нарушая повисшее в комнате молчание осторожным вопросом.
— О себе… — задумчиво согласилась девушка. — …и о Хранителях, которые разрушили всю мою веру в справедливость.
— Так вот оно что!.. — от возмущения Кэрен резко вскочила, чуть не опрокинув на пол кресло. — Решила наговорить мне всякой ерунды, нарассказывать сказок, — подкатившая к горлу обида и злость кипели в ней, так и норовя выплеснуться наружу яростной тирадой. — …чтобы перетащить на свою сторону!..