Но все описанные черты характерны только для «настоящего» человеческого языка.
В сигналах, используемых животными, нет ничего похожего на это. И не так легко ответить на вопрос: что должно было произойти с нашими обезьяноподобными предками, чтобы их система коммуникации получила новое качество и смогла стать орудием мышления?
В поисках ответа на него ученые обратились к исследованию живущих сейчас обезьян. Изучая высших, человекообразных обезьян, или антропоидов, они выдвинули гипотезу о том, что человеческий язык возник из так называемых жизненных шумов— непроизвольных звуков, биологически не существенных и сопровождающих различные действия шимпанзе или орангутанов. Однако эта гипотеза имеет одну слабую сторону: ведь шимпанзе, орангутан и другие антропоиды — животные не общественные, они живут в одиночку или небольшими семьями. А наш предок был, конечно, стадным животным, напоминая этим гамадрилов, макак, т. е. «низших» обезьян.
Между тем у гамадрилов и других обезьян, живущих стадами, существуют совершенно особые звуковые сигналы, служащие специально для общения внутри стада. А так как человеческий язык возник, без сомнения, в обществе, для целей общения в процессе труда, то вероятнее всего, что основой для его формирования послужили не «жизненные шумы», а средства сигнализации в стаде.
Например, у питекантропа большую роль играла совместная трудовая деятельность, положим, охота. И нужны были такие средства общения, которые помогли бы регулировать поведение, направлять его тем или иным образом, а не просто сигнализировать о чем-то.
Но человек на этой ступени, вероятно, еще не располагал сознанием. Оно появилось позже, когда потребовалось обозначать уже не отдельные действия, а отдельные предметы. «На известном уровне дальнейшего развития, после того как умножились и дальше развились… потребности людей и виды деятельности, при помощи которых они удовлетворяются, люди дают отдельные названия целым классам… предметов, которые они уже отличают на опыте от остального внешнего мира» (К. Маркс).
Теперь человек, слыша звуки речи, уже не слепо реагирует на их звучание, а осознает значение, содержание речи. Язык приобрел знаковый характер.
Происхождение языка пока еще не объяснено окончательно, и требуется большая и серьезная совместная работа ученых разных специальностей, чтобы ответить сколько-нибудь определенно: так это было или не так? Но во всяком случае проблема интересная.
Почему мы умеем говорить?
Часто говорят: язык — это способ, средство общения. Это, конечно, верно, но только до известной степени. Посудите сами: ведь животные тоже общаются — пчелы и муравьи, рыбы и птицы, кошки и собаки… Однако каждый из нас интуитивно прекрасно понимает, что между средствами общения, скажем, у пчел или у рыб и человеческим языком есть какая-то существенная разница. Какая же именно?
Давайте попытаемся в этом разобраться.
После работ академика И. П. Павлова всякий школьник знает, что такое рефлекс. Но мы все-таки напомним, что это реакция, или ответ, организма на разного рода внешние воздействия, которые физиологи называют раздражителями или стимулами. Раздражители бывают биологически важными, существенными для жизни, или безразличными. Например, кусок мяса для собаки — биологически важный раздражитель, а для коровы — безразличный. Клок сена, наоборот, будет биологически важным раздражителем для коровы и безразличным для собаки.
Вид куска мяса вызовет у всякой собаки, хотя бы она была отнята у матери маленьким щенком и никогда не видела других собак, одну и ту же реакцию — будет бурно выделяться слюна, собака потянется к мясу. Так, кстати, реагирует на пищу и голодный человек. Такой слюнный и вообще пищевой рефлекс называется безусловным, врожденным, он закреплен в строении нервной системы собаки.
Чтобы он «сработал», собаке достаточно столкнуться с биологически важным раздражителем, соответствующим этому рефлексу.
Не будь безусловных рефлексов, животные да и человек просто не смогли бы жить и удовлетворять самые необходимые потребности, поддерживать свое существование.
Кроме безусловных у животных и у человека есть еще так называемые условные рефлексы. Например, пословица о пуганой вороне, которая, как известно, «куста боится», как раз и описывает условно-рефлекторное поведение. Сначала ворона не боялась куста. Но в куст спряталось какое-то опасное для вороны существо, скажем человек с дробовиком, и испугало ворону. Теперь вид куста превратился для нее из безразличного в биологически важный раздражитель. Она уже не дожидается, чтобы в нее всадили заряд дроби, а прямо летит восвояси.
Такой условный рефлекс не врожденный. Он формируется у каждого животного и каждого человека в отдельности каждый раз заново. Образно говоря, каждую ворону, чтобы она «куста боялась», нужно заново пугать. Но это, пожалуй, единственная серьезная разница, в главном же условный рефлекс мало чем отличается от безусловного: условно-рефлекторная реакция такая же автоматическая и бессознательная, как и безусловно-рефлекторная. Знаменитый философ Рене Декарт недаром сравнивал рефлекторное поведение с работой машины.
Но есть и еще одна форма поведения — так называемое интеллектуальное поведение, интеллектуальная деятельность. В чем его отличие?
Когда раздражитель вызывает у животного или человека ту или иную рефлекторную реакцию, связь раздражителя и реакции, так сказать, «жестка». У животного (или у человека) нет выбора. Рефлекс диктует ему один-единственный путь: голодной собаке — вцепиться в мясо; пуганой вороне — лететь прочь от куста; тому, кто обжегся на молоке, — дуть на воду. Можно сказать, что во всех этих случаях раздражитель как бы нажимает на кнопку звонка. А раздающийся при этом звонок — это рефлекторная реакция.
Интеллектуальное же поведение всегда предполагает выбор из нескольких возможностей. Знаменитый шахматист, экс-чемпион мира Эммануил Ласкер так описывает типичный случай интеллектуального поведения — игру в шахматы: «Многие мысли стремятся к воплощению — правильные и ошибочные, сильные и слабые, практичные и непрактичные. Они зарождаются и борются между собой, пока одна из них не одержит верх». При интеллектуальном поведении перед нами не категорическое требование: «Делай так не иначе», как при рефлекторном; мы стоим перед задачей, и выбор правильного решения зависит от нашего ума, жизненного опыта, умения пользоваться усвоенными знаниями.
Каждый акт интеллектуального поведения, интеллектуальный акт (а их в поведении столько, сколько поставлено перед человеком задач), состоит из трех частей, или фаз. Первая из них — это ориентировка в условиях задачи и выработка плана действий. Вторая — это осуществление определенного варианта поведения. Третья — сопоставление получившегося результата с поставленной задачей. Как пример интеллектуального акта мы можем привести деятельность Александра Невского, обеспечившую победу над псами-рыцарями на Чудском озере. Сначала, поднявшись на Вороний Камень Александр оценил ситуацию и сопоставил несколько возможных вариантов действия, чтобы выбрать из них наиболее правильный. Затем решив поставить свои войска на льду в виде клина и заманить в этот клин тевтонских рыцарей он осуществил вторую часть интеллектуального акта. И наконец наступила третья часть этого акта когда Александр с удовлетворением наблюдал, как гибли в холодной воде тяжеловооруженные рыцари — в строгом соответствии с его военным замыслом.
Это пример интеллектуального акта, частично (во второй и третьей фазах) проходившего в форме практического действия. А чисто теоретическим, проходившим целиком «в уме», был, например, акт решения Архимедом задачи, поставленной правителем Сиракуз. Доказательством «теоретичности» этого интеллектуального акта является то, что решил эту задачу Архимед в ванне.
Так или иначе, но в каждый интеллектуальный акт у человека обязательно входит фаза планирования в уме будущего действия. Как раз эту особенность интеллектуального поведения у человека подчеркнул К. Маркс: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове».