Из сказанного выше видно, что категория лица глагола тесно связана с употреблением слова в предложении.
Характерно, что глагольные окончания лица обычно связаны с личными или притяжательными местоимениями только в 1-м и 2-м лице, т. е. в тех случаях, когда достаточно употребить это окончание, чтобы было понятно, что (или кто) действует. Но в 3-м лице этого уже недостаточно — действующее лицо может быть обозначено любым существительным. И вот оказывается, что в очень многих языках глагол в 3-м лице или совсем не имеет окончания, например в алеутском языке, многих африканских и т. д., или это окончание возникло сравнительно недавно, например в индоевропейских, тюркских, финно-угорских языках.
Мы в русском языке объединяем категорию лица с категорией числа глагола и говорим, например, о «2-м лице множественного числа». На самом деле это не совсем точно. Ведь мы — это не совсем я во множественном числе, а вы — не совсем ты во множественном числе. Это особенно ясно видно в индонезийском и некоторых других языках Африки и Кавказа, где встречаются два первых лица множественного числа: мы без тебя и мы вместе с тобой. Первая из этих форм называется исключающей (эксклюзивной), а вторая — включающей (инклюзивной). А если учесть, что есть языки, в которых кроме обычных двух чисел есть еще двойственное и тройственное, то число возможных лиц вырастает из 6 до 15! Именно 15 форм и встречается в языке жителей острова Абрим (Океания), где глагол спрягается следующим образом:
В некоторых языках в глаголе бывает выражено не только лицо и число субъекта — того, кто совершает действие, но и лицо и число субъекта — человека или предмета, над которым совершается действие. Например, в одном из папуасских языков существует целая коллекция глагольных суффиксов, которые позволяют обозначить, сколько человек действовало, сколько человек подвергалось этому действию и когда оно происходило: так, суффикс — амарумо прибавляется, когда много людей действовали на двоих в прошедшем времени, а суффикс — анабидурумо — когда на тех же двоих действуют трое людей в настоящем времени.
Лицо — это такая категория, в которой особенно сильно отражаются общественные отношения, социальный строй общества. Например, в языке индейцев племени блэкфут (Северная Америка), у которых сохранились остатки родового строя, существует специальное, 4-е лицо для обозначения члена чужого рода. А в Австралии, в языке аранта, еще сложнее. Чтобы описать систему лиц в этом, казалось бы, «первобытном» языке, нужно затратить несколько страниц. Мы ее описывать не будем, а приведем пример из русского языка, отдаленно напоминающий положение в языке аранта. Представьте себе, что 1-е лицо выражалось бы по-разному в следующих трех случаях: мы, сидящие за одной партой, идем; мы, одноклассники, идем; мы, учащиеся одной и той же школы, идем…
До сих пор мы сталкивались с языками, где лиц вполне достаточно и даже слишком много. А в корейском языке, например, разграничивается только 1-е лицо и лицо не 1-е, для обозначения которого существует специальный суффикс — си.
Теперь расскажем о падеже. Начнем с того, что эта категория, оказывается, очень тесно связана с переходностью или непереходностью глагола. Во многих языках, совершенно не связанных взаимным родством, все глаголы делятся на две группы: глаголы активного действия (переходные) и глаголы пассивного действия (непереходные). В зависимости от того, какой глагол употребляется, предложение строится по-разному. В случае непереходности оно такое же, как в русском языке, т. е. подлежащее стоит в именительном падеже. Например, по-чукотски: «клявол чейвыркын» — «человек ходит», «кора чейвыркын» — «олень ходит». Но если глагол переходный, то все меняется подлежащее ставится не в именительном, а в особом, так называемом эргативном падеже, обозначающем только действующее лицо. Что касается объекта действия, то для него употребляется не винительный, как в русском, а именительный падеж (впрочем, он часто совпадает с винительным по форме). Например, в том же чукотском языке: «клявол-я кора нмыркынен» — «человек (в эргативном падеже) оленя (олень — в именительном падеже) убивает». Такая конструкция, называемая эргативной, встречается во многих кавказских языках, баскском, палеоазиатских и многих языках Америки.
Некоторые следы такого эргативного или близкого к нему строя можно найти в индоевропейских языках. По мнению некоторых лингвистов, в индоевропейском праязыке все существительные делились на две группы — активные и пассивные. Первые могли быть подлежащими при переходных глаголах, вторые — нет. Показателем активности (эргативности) был — s в конце слов, а показателем пассивности — — m в конце слова. В дальнейшем показатель активности закрепился за именительным падежом подлежащего (ср. такие латинские и греческие слова, заимствованные русским языком, как казус, модус, космос), а показатель пассивности стал употребляться как показатель винительного падежа (ср., например, лат. terram — «землю») и как показатель среднего рода (ср., например, лат. templum— «храм»).
В русском языке, как вы знаете, шесть падежей. На наш взгляд, это немного. Но с точки зрения англичанина или француза падежей в русском языке многовато. Существуют, однако, языки, где число падежей перевалило далеко за дюжину. Это, например, языки Кавказа, такие как лакский, аварский, даргинский. Сколько в каждом из них падежей, определить нелегко, так как трудно разграничить падеж от простого сочетания существительного со специальным служебным словом, так называемым послелогом (предлогом, который ставится не перед словом, а после него). В некоторых языках падежей насчитывается 52! Заметно меньше их в финно-угорских языках. Например, в эстонском — «всего-навсего» 14.
Откуда же берется такое количество падежей? Мы рассмотрим язык, где падежей не так много, но все же порядочно, — чукотский (здесь их 9). Вот какие падежи в чукотском:
1. Именительный:
нилг-ын («ремень»), кэйн-ын («медведь»).
2. Творительный:
нилг-э («ремнем»), кэйн-эй («медведем»).
3. Местный:
нилг-ык («на ремне»), кэйн-ык («у медведя, на медведе»).
4. Отправительный:
нэлг-эпы («от ремня»), кэйн-эпы («от медведя»).
5. Направительный:
нэлг-эты («ремню»), кэйн-эта («к медведю, медведю»).
6. Определительный:
нилг-ыгйит, кэйн-ыгйит.
Этот падеж необычный. Он служит для того, чтобы обозначить предмет, на который ориентируется в своем действии человек или животное, обозначенное именительным падежом. Например, в предложениях, соответствующих русским: Охотники с моря возвращаются, ориентируясь по горе; Собаки остановились против камня; Наш народ живет по новым законам; Сделай нож по образцу отцовского, — выделенные слова переводятся определительным падежом.
7. Совместный:
гэ-нилг-э («ремнем»), гэ-кэйн-э («с медведем»).
8. Сопроводительный:
га-нэлг-ыма («с ремнем»), га-кайн-ыма («с медведем»).
Разница между последними двумя падежами следующая: если сказать я иду с медведем в совместном падеже, то получится, что идем мы оба вместе — и я и медведь; а если сказать то же, употребив сопроводительный падеж, то это будет означать, что я иду и несу с собой медведя. Ну, а можно сказать (как в русском языке), что мы идем — я и медведь.
9. Назначительный:
нилг-у («в качестве ремня»), кэйн-у («в качестве медведя»).
Например, в предложении типа Собака завыла волком должен быть употреблен именно назначительный падеж.
Выше мы говорили об эргативном падеже в чукотском языке, но его формы есть не у всех слов, и в наш перечень он не включен.
Приведенный пример хорошо показывает, за счет чего образуется множество падежей; все дело в том, что при помощи падежей выражаются различные оттенки места, времени, обстоятельств и цели действия. А так как этих оттенков может быть очень много, то и падежей может быть очень много. Скажем, в лакском языке специальные падежи существуют для того, чтобы сказать: в доме — «къатлуву», сзади дома — «къатлух», на доме — «къатлуй», под домом — «къатлулу». А в русском языке все эти значения выражаются куда более скромными грамматическими средствами.