Усадьба Салтыковых погибла в пожарище русской революции. К счастью, имеется детальное описание, принадлежащее перу священника села Спас-Угол отца Федора Ушакова: «Дом, в котором родился М. Е. Салтыков, был больших размеров (приблизительно) длиною в 36 аршин, а шириною 20 со множеством комнат. Нижний этаж был сложен из кирпича, второй и вышка (мезонин. — В. Н.) из дерева, но оштукатурен, и окрашен весь дом был белою краскою. Нижний этаж был предназначен для помещения служащих. Во втором этаже, разделенном коридором на две неравные половины, были следующие комнаты. При входе с так называемого переднего крыльца налево: часовня при небольшом количестве предметов, необходимых для служения, далее небольшой кабинет, столовая, гостиная, спальня прислуги, спальня хозяев и кухня. На другой стороне тоже от входа с крыльца больших размеров комната, заставленная книжными шкафами и этажерками; следующая комната — самая большая в доме служила для зало, здесь стояла прекрасная рояль, на которой играли во время танцев, помимо ее были и другие музыкальные инструменты. За означенной комнатой была комната под названием детской. Здесь дети Салтыковых спали, а в зимнее и ненастное осеннее время предавались со своими няньками разным играм. Последняя комната, в которой родился 1826 года 27 января (по старому стилю. — В. Н.) писатель М. Е., за последнее время ничего она из себя не представляла. Стояла там кровать, небольшой столик со стулом для расположения на ночлег кого-нибудь из приезжающих гостей. На вышке были еще три комнаты, но они не имели особого назначения и за последнее время здесь складывались домашние вещи, вышедшие из употребления. Вообще дом поражал своею величавостью и богатством, в нем было много высокой ценности картин, мебели и шкафов. И такой дом сгорел 19 марта 1919 года…»[119]. Михаил был шестым ребенком; у него было четыре брата (старшие Дмитрий и Николай, младшие Сергей и Илья) и три сестры.
Атмосфера родного дома навела Салтыкова-Щедрина на саркастические размышления: «Нормальные отношения помещиков того времени к окружающей крепостной среде определялись одним словом „гневаться“. Господа „гневались“, прислуга имела свойство „прогневлять“… Всякий раз, когда нам, детям, приходилось сталкиваться с прислугой, всякий раз мы видели испуганные лица и слышали одно и то же шушуканье: „барыня изволят гневаться“, „барин гневается“». Даже в конце жизни писатель отзывался о своей матери как об «ужасной женщине».
Впрочем, в «Пошехонской старине» краски значительно сгущены. Салтыковы никогда не были крепостниками-самодурами; наоборот, на фоне соседей они даже выделялись человеколюбием. Их крестьяне были, в основном, оброчными; на барщине оставались лишь единицы.
«Места немилые, хоть и родные» — так мог бы сказать вслед за Тютчевым о своей «малой родине» Салтыков-Щедрин. У матери он никогда не был «любимчиком»; при разделе наследства он оказался фактически обделенным. В 1836 году О. М. Салтыкова приобрела близ Спас-Угла село Ермолино. Задумав после смерти мужа (13 марта 1851 года) раздел имущества, она построила в Ермолине усадьбу. Первоначально эта новая усадьба предназначалась для сына Михаила, тогда пребывавшего в ссылке в Вятке за связь с кружком петрашевцев и повесть «Запутанное дело». Но свое намерение расчетливая мать обусловила оригинальным требованием, чтобы сын женился на дочери соседнего помещика Стромилова ради округления владений; он, понятно, отказался. В письме брату Дмитрию он писал: «Ты не поверишь, до какой степени изумило меня известие о видах маменьки относительно девицы Стромиловой. Я удивляюсь, что за охота и думать об этом, потому что я решительно заранее отказываюсь от всех Стромиловых и компании». Больше об ермолинской усадьбе между матерью и сыном разговора не было.
В Ермолине Салтыков-Щедрин впервые побывал летом 1853 года. Он получил четырехмесячный отпуск сразу за несколько лет. В «родные пенаты» его привели не только сыновние чувства. В Вятке писатель влюбился в дочь вице-губернатора Лизу Болтину и задумал жениться; хотя и зная хорошо свою мать, он всё же питал надежду, что последняя поможет ему уладить денежные дела. Но тщетно! О. М. Салтыкова приняла все меры, чтобы расстроить брак сына с фактически бесприданницей. Когда всё же свадьба состоялась (6 июня 1856 года в Москве), это стало для нее потрясением. Почти неделю, по собственным словам, она «ходила как очумелая». Тем не менее Салтыков-Щедрин приезжал в Спас-Угол и Ермолино почти каждое лето хотя бы на несколько дней. В родные места его тянуло, несмотря на напряженность семейных отношений.