Путешествие по русским литературным усадьбам

До конца XIX века деревушка Коктебель (или Кок-Тебель) близ Феодосии на слуху не была. Всего здесь насчитывалось примерно двадцать домов и около сотни обитателей. По наиболее распространенной версии ее название с арабского поэтически переводится как «край голубых холмов». Открыл Коктебель профессор Военно-медицинской академии Э. В. Юнге. Смелый и энергичный человек, он несколько лет провел в путешествиях по Северной Африке — причем в одеянии бедуина. В Коктебель он также приехал верхом. Суровая красота этого места напомнила ему о прошлых странствованиях. Недолго думая, он уговорил местных татар продать ему земли и принялся их окультуривать. Но, как и следовало ожидать, средств не хватило, и пришлось распродавать имение частями под дачи. Началом всемирной славы Коктебеля следует считать 1893 год, когда мать знаменитого поэта Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина (в девичестве Глазер) приобрела здесь у Юнге участок земли (скорее — по словам М. Цветаевой — кусок побережья) с целью навсегда поселиться.

По отцу Максимилиан Волошин происходил из запорожских казаков, по матери у него немецкие корни. В «Автобиографии» он писал:

«Я знаю из Костомарова, что в XVI веке был на Украине слепой бандурист Матвей Волошин, с которого с живого была содрана кожа поляками за политические песни, а из воспоминаний Францевой, что фамилия того кишиневского молодого человека, который водил Пушкина в цыганский табор, была Кириенко-Волошин. Я бы ничего не имел против того, чтобы они были моими предками»^[165].

Некогда к восточному берегу Крыма море занесло Одиссея. Он нашел здесь народ киммерийцев. Именно поэтому Волошин всегда называл эти места в своих стихах Киммерией. Их он считал истинной колыбелью своего духа.

Волошин был одновременно поэт и художник; он с непревзойденным мастерством живописует в своих стихах скалистые берега, где некогда Одиссей спускался в Аид:

Старинным золотом и желчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели краски буры
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
В огне кустарники и воды как металл.

А груды валунов и глыбы голых скал.
В размытых впадинах загадочны и хмуры.
В крылатых сумерках — намеки и фигуры…
Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал.

Кажется, что здесь стихи ученого, где воочию показана геология каменных громад. Вообще для Волошина крымская земля — та питательная почва, дающая ему, наподобие мифологического Антея, громадную поэтическую силу. Недаром в очертаниях Карадага молва упорно видит голову поэта. Он как бы вышел из недр этой земли; одетый в странное одеяние, напоминающее греческий хитон, Волошин всем своим обликом заставлял вспомнить о далеких временах, когда в Киммерию приплывали корабли из Афин. Но таково только первое впечатление; быстро становилось ясным, что необычный поэт проник и в святая святых современной науки.

Как в раковине малой — Океана
Великое дыхание гудит,
Как плоть ее мерцает и горит
Отливами и серебром тумана,
А выгибы ее повторены
В движении и завитке волны, —
Так вся душа моя в твоих заливах,
О, Киммерии темная страна,
Заключена и преображена.

С тех пор как отроком у молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Остался я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огнь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой —
И сих холмов однообразный строй,
И напряженный пафос Карадага,
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.

Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой!

Крым начал превращаться в «писательскую Мекку» (слова А. Белого) в эпоху «между двух революций». Начало было положено двумя сестрами Герцык, жившими в Судаке: Аделаида получила известность как поэтесса, Евгения впоследствии стала блестящей мемуаристкой. В своем доме они принимали многих знаковых фигур литературного мира. Волошин был в их числе. У него в Коктебеле уже был собственный дом. Неудивительно, что сестры Герцык стали его гостями. За ними потянулись другие литераторы и художники из двух российских столиц.

165

Воспоминания о Максимилиане Волошине. М., 1990. С. 36. На самом деле это был Дмитрий Кириенко-Волошинов.