Сразу после установления в Крыму советской власти Волошин превратил свой «дом поэта» в своего рода бесплатный летний приют для литераторов и художников. Гости мгновенно потянулись в Коктебель из Москвы и Петрограда. Временами их число доходило до трехсот. Жили своеобразной творческой коммуной вскладчину, что представлялось само собой разумеющимся при всеобщей разрухе и «немыслимом быте» (слова Б. Пастернака). В саду около умывальника к дереву был прибит деревянный ящик — и туда каждый опускал деньги — сколько мог. Всех Волошин встречал со спокойствием и доброжелательностью, а эти качества казались навсегда исчезнувшими в годы Гражданской войны. Главным занятием было чтение стихов и бесконечные разговоры на отвлеченные темы. Приехавшие сразу же заболевали «каменной болезнью» и долгие часы проводили на берегу, надеясь найти либо красный сердолик, либо нечто иное необычное: голубой халцедон или зеленую яшму. Чтобы представить царившую атмосферу, достаточно перечислить самые громкие имена из первых волошинских постояльцев: Е. И. Замятин, К. И. Чуковский, А. Белый, В. Я. Брюсов, А. П. Остроумова-Лебедева, Е. С. Кругликова, К. С. Петров-Водкин, И. Г. Эренбург, В. Я. Шишков, А. Н. Толстой, М. А. Булгаков. Но, конечно, наряду с этими маститыми литераторами и художниками было много молодежи.
Брюсов постоянно возвращался в застольных разговорах к давним оккультным увлечениям. Казалось, что это вовсе не старый поэт, превратившийся на склоне лет в коммуниста, а по-прежнему автор знаменитого «Огненного ангела». Элегантный Замятин резко выделялся в среде беззаботных «волошинцев», не придававших большого значения костюму. Шумные споры вызывал только что опубликованный за границей роман «Мы». Все роман единодушно ругали. Надо сказать, что и за пределами волошинского дома шли аналогичные же дебаты. Однажды на заборе была найдена приколотая записка, что, если здесь живет Замятин, то и прочие обитатели не лучше его. Сам писатель отмалчивался, внутренне вынашивая пространный ответ, вскоре опубликованный. Для К. И. Чуковского тогда было трудное время. Вероятно, поэтому он был угрюмым; каждый день он уходил с утра до вечера в горы, взяв только тетрадь и корзину с виноградом. Но однажды в местном ресторанчике были устроены платные чтения в пользу одного больного волошинского постояльца. Чуковский читал за столом свои детские стихи. Незаметно ребятня покинула родителей и переползла к нему на колени, плечи, за спину, облепив буквально со всех сторон. Даже на столе не было места. Дети влюбленно не сводили глаз со своего поэта. Но он как бы ничего не замечал и только машинально поглаживал кого-нибудь из малышей по голове.
Иногда приходил Вересаев. Постояльцы волошинского дома были ему чуждой средой, но с хозяином их сближало увлечение античностью. Вересаев с упоением переводил «Одиссею» и античных лириков.
Поговаривали, что при отъезде оставлял в «казначейском ящике» изрядную сумму А. Н. Толстой. Заработки самого Волошина были ничтожными.
Вот как вспоминал о Волошине А. Белый:
«Впервые открылся он мне в Швейцарии, где мы провели с ним несколько месяцев в эпоху начала войны. Здесь, объединенные одинаковыми интересами к слагаемым новым формам искусства, мы много беседовали о живописи… Но я увидел его в диапазоне всех даров лишь в Коктебеле, в 24-м году, где я прожил у него три с половиной месяца… Вся обстановка коктебельской жизни в доме, художественно созданным Волошиным, и в быте, им проведенном в жизнь, вторично выявила мне Волошина в новом свете, и я обязан ему хотя бы тем, что, его глазами увидевши Коктебель, его Коктебель, я душой прилепился к этому месту. Он учил меня камушкам, он посвящал меня в метеорологические особенности этого уголка Крыма, я видел его дающим советы ученым-биологам, его посещавшим; мне рассказывали, как он впервые предугадал особенности, вытекающие из столкновения и направления дующих здесь ветров; он художественно вылеплял в сознании многих суть лавовых процессов, здесь протекавших, он имел интересные прогнозы о том, как должны вестись здесь раскопки и определял места исчезнувших древних памятников культуры; он нас лично водил по окрестностям; и эти прогулки бывали интересными лекциями не только для художников и поэтов, но и для ученых… Сколькие деятели культуры, пройдя сквозь дом Волошина, впервые увидели и полюбили Коктебель, потому что дом Волошина по существу был домом отдыха московским и ленинградским писателям задолго до домов отдыха»[168].