Из оной деревни, в доме крестьянина Лариона Ипатова отужинавши, поехали в исходе второго часа по полуночи. От деревни Кусицкий-Остров отъехавши двенадцать верст, в пять часов по полуночи остановились в деревне господина Никиты Никитича Лизунова Босынги.
15-го числа в понедельник, в доме оной деревни крестьянина Романа Филиппова, за тесною и лесистою к Троицкой Саратской пустынке дорогою, оставив с экипажем при двух своих человеках кибитки, сами с помянутыми Сясьского-Воскресенского погоста священником и диаконом, в трех запряженных по одной лошади крестьянских санях-ошивнях, поехали в ту пустынку (до которой от деревни Босынги почитают восемь верст) за час до рассвету, а в нее приехали в девять часов по полуночи. Во оной пустынке две старых деревянных церкви, одна — Живоначальной Троице, другая — преподобным Зосиму и Савватию Соловецким. Оная Троицкая Саратская пустынка Троицкою называется по настоящему в церкви храму и явленному образу, а Саратскою — по текущей при ней из болота того названия речке Саратке. Стоит на небольшом острову, в лесистом и в летнее время за топкостию непроходимом болоте, которое в окружности до сорока верст; оным болотом к той пустынке трудный, одним только пешим проход с двух сторон.
В ней по причине явленного Живоначальной Троицы маленького образа, был мужеский, также называвшийся, на своем содержании монастырек, который при положении монастырей в классы и штаты изпразднен; а для отправления в церквах божественной службы, с того времени, на своем же, без прихожан, содержании, определяемы были белые священники с дьячками и пономарями, и никого, кроме них, не живало. В мою же в ней бытность, по открывшемуся у жившего пред тем временем в ней одного без дьячка и пономаря священника с женою, пристанодержательству разбойнической шайки и беглых (к чему только оная пустынка и способна), ни кого, кроме от тихвинских духовного правления и нижнего земского суда для сбережения церквей, священниковых пожитков и корму скота, определенных из других погостов двух дьячков и трех десятских, не было.
Мы пристали в том новом поповом доме к тем же дьячкам и десятским. Как же от церквей ключов у них не было, а имелись у священника Пашенского погоста, до коего от той пустынке почитают тридцать верст, то за ними послали одного из дьячков, а сами во ожидании его, пообедавши, отдыхали; в вечеру перед ужиной уже поздно ключи привезли, и мы отужинавши ночевали, будучи в не малой в таком пустом месте опасности.
16-го, во вторник, отслушали по утру в Троицкой церкве всенощную и во обыкновенное время водное освящение, литургию, молебен, и в другой церкви храму молебен. Потом, отобедавши, в два часа по полудни из сей Троицкой Саратской пустынке при тепловатой погоде поехали.
[Сия пустынка достопамятна тем, что доказывает, сколь небрежительно пекутся начальники об вверенных им частях; ибо в малом сем местечке бедный поп, от того что никогда туда никто не заезжал, доведен, может быть, бедностию до кнута. На сию мысль попал я вот как: Глухая сия точка России, облегается со всех сторон на сорок верст дремучими лесами и непроходимыми болотами; редкие ее, малочисленные и бедные соседствы отлежат не ближе как в десяти верстах со всех сторон. Итак, ясно видно, сколь глухое сие место способно для воровской пристани; и можно с вероятностию сказать, что пустынка сия с самого ее начала держалась работами беглых и повинных строгости законов.
[Приехав мы туда, нашли беднейшие церкви, ясно сказующие, что в них по году и больше не бывает службы. Ветхое прежнее монастырское строение без окон, без дверей и почти без кровлей, имели вид опального селения; а удаленное строение попово, построенное окнами к болоту, а не к церкви, доказывало, как худо он был расположен к ее пользе. Работный и рогатый скот шатался тощ и уныл по улицам и задворкам без корму, без пойла и без присмотру. По упразднении монастырей по новому штату, остался сей забвенный край без жильцов и попечителей: он приписан стал к ближнему погосту. Безграмотный кутейник, из оных боясь попасться в солдаты, быв безместным и знав, что изрядная разведена тут пашня и сенокос, выходил себе указ дьячковский и поселился в ней. Но чтоб развестись хлебом и строением, надобны были работники, а на то деньги, а для денег богомольцы, а для богомольцев служба; но для службы не было попа, в богомольцах охоты, а в нем грамоты, то он решился без дальних хлопот принимать к себе беспашпортных прохожих, которым, чтоб не скучить, то позволил им для общей пользы запастись и по доброй молодице, Дело было и пошло своей чередой, да раздумье взяло, не спросили б ответа. И для того с общего приговору решился он пропустить слух, будто к нему приходили воры и его мучали, пытали и вениками жгли. После сего, кажется, ему бы должно было проситься прочь от сего места, но он, побыв только шесть лет дьячком, поехал в Петербург и удостоился сана священника и во оном пробыл четыре года. Славный злодей атаман Репка и Гуляев, его есаул, порядочно было зажили под его прикрытием, и частешенько в окрестностях пощупывали помещиков, богатых крестьян и проезжих посадских, отчего дороги с Ладоги на Свирь и к Тихвину стали было почти непроходимыми. Я, проезжая в Соловки, сам не без основания этих бродяг опасался. Но скоро теплое их гнездышко дошло до слуху обоих начальников губерний: исправникам наслались строгие повеления, команды воинские усились, сотским и жителям погрозили, и пагубная сия сволочь, перехватанная частию в самой пристани, отослалася ко суждению судов. Попа, у которого нашли воровские пожитки спрятанные даже под престолом, отослали куда следует. А в обратный уже мой проезд из Архангельска ожидали уже по погостам круг Тихвина его к наказанию.
[Несчастному сему скажите, начальники, что за причина его бедствия? Может быть, он и не один подобный ему в России. Духовные начальники! Когда б заведены были порядочные у вас школы, был ли бы этот человек принужден искать убежища в сих страшных жилищах волков и медведей? Когда б вы, рассматривая прилежнее его невежество, не допустили эдак близко к Безкровной Жертве, то не стал бы Престол Всевышнего хранилищем окровавленные добычи; учитель нравов и истолкователь Евангелия не томился бы жалостно под тяжкими ударами публичной казни, в соблазн и поношение всех служителей церкви. Объясня вину верховных пастырей церкви, обращаюсь к вам, беззаконные самовольцы, врученной власти вам нашими монархами. Скажите мне, раскормленные питомцы роскошью и праздностью, как можете вы пышными знаками почестей украшаться монархов ваших, их обременять неумолкающими и усильными требованиями то чинов, то знаков, то денег, то вотчин, когда под игом вашего нерачения загнанная истина молчит, невинность стонет, все степени страждут, никто не находит своего права, а вы, величаясь, напрасно просыпаете ненадобный век в вредном вашем для всех изобилии. Понимаете ль вы, беспечные тунеядцы, на что вам сказано, что губернаторы не суть судьи, что для того, чтоб вы в одном губернском городе не принуждены были быть безотлучны, а оставив бы правосудия течение на судей, присматривая строго за ними по ведомостям, ездили бы беспрестанно по ведомствам своей губернии, исправляли бы пороки, стремление к злу отвращая, направляли бы склонности к общественной пользе и, находя сокровенные дары щедрые природы, приводя их в просвещение, изливали бы трудолюбие, изобилие и блаженство народам, вам врученным. Вы же, вместо вспоможения удрученным, насылаете только указ за указом ко взысканию, не справясь, каковы обстоятельства, каковы годы и каков их жребий. Жестокие, когда у вас сгорают целые селения, и даже целые города, то кто видал вас, чтоб вы поспешно к бедственному сему приключению прискакали и в виде отца утешительного старались бы изведать самых разоренных, и если им не вовсе загладить их убыток, то по крайности облегчить их жребий ласковым приветствием? А вы тут то с кровожадным своим поверенным насылаете им разорительные ваши повеления: тут-то и взыскивают с них наистрожайше положенные подати, тут-то и родятся ваши пагубные ревизии, тут-то и усилятся предписания о строении по плану. Общее сие бедствие городу, и без того уже ярмонкою городничим …. А вы на это время нашлете еще других; тут, всякий безграмотный подлец, сыскавши подлостьми покров ваш, набегает то землемером, то архитектором и обирает, ничего не сделав, остатки погорелых жителей. Я не порицаю, чтоб не было хорошо строить города по плану: оно вводит просвещение, расширяет торги, прославляет век и делает честь государю; но не должно ль вам на то разбирать время, приличность, достаток жителей, словом, обстоятельствы? Ежели есть случай, когда б я позволил сатрапам нашим обременять государя своими просьбами, то только в сих общественных напастях. Государь есть средоточие всеобщей казны, следовательно, во всеобщей гибели должен быть от и строитель, и помощник и утешитель. В настоящем правлении сии бедственные случаи многажды случались: спроси же у вас, многие ль из вас приступали с просьбами к царскому престолу о вспоможении сим несчастным, хотя вы и знаете верно, сколько благодетельная душа управляющая, от сих просьб никогда не отрекается. Тверь выгорела, — спросите, кто ее построил? Казань от злодея разорилась, — чьею же рукою покрылися развалины ее пышными зданиями? Место погорелых петербургских буянов украшает великолепное здание пеньковых анбаров. Но что я говорю? Откажет ли она страждущим, когда на частые и особенная ваши прихотливые прошения, изливяются ее благодеяния?