На солнце величают людей по личным отношениям или качествам; например; говорят: ваше сильнейшество; ваше благоразумие; ваша заботливость; ваше глупейшество; ваша миловидность; ваша задорливость; ваша степенность; ваша смышлёность; ваше досужество; ваша крикливость; ваша сварливость; ваше милосердие; ваша строгость; ваша строптивость; ваше благодушие; ваша увёртливость; ваше человеколюбие; ваша правдивость; ваше правосудие и проч. и проч.: — и это чрезвычайно затруднительно; ибо не зная все подробности отличительных свойств каждого, легко можно ошибиться; а такая ошибка принимается весьма неблагосклонно, потому что, каждый гордится отличительными своими свойствам, какого бы они рода ни были; да при том, полагают, что, знакомясь с человеком должно вникать во все его свойства.
Бррш-гник приглашал меня часто к себе, заставлял рассказывать ему, что, и как у нас; водится на земле, и не редко делал весьма основательные замечания; между прочем ему вовсе не понравился образ представительного управления: ему казалось, что никогда не может быть толку, когда Правитель Государства зависит от интриг своих министров журналистов и нескольких сот человек из разных мест собранных из которых каждый вероятно более знает и заботится о том что касается до его гнезда, не соображая общей связи управления: он ставил и пример отца семейства, хозяина дома: ежели он не может приказать иначе, как наперед посоветовавшись со всеми младшими членами своего семейства, и получив их согласие, то выйдет бестолковщина: ежели все различных мнений, и каждый захочет упорствовать в своём; хотя бы это было только из одного самолюбия, то по всему вероятию они часто будут ссориться между собою; заведутся беспрестанные своры, дрязги и личности; каждый будет стараться прихватить власти ему не принадлежащей; будут интриговать друг против друга и естественно все пойдет на разлад; когда же хозяин сам распоряжает общим ходом дел, то будет стараться поддерживать всегда свое хозяйство в цветущем положении, потому что он лично в том заинтересован: ежели есть у него и доме умные головушки, то почему же не посоветоваться с ними, по пословице — «Ум хорош два лучше?» — но главное расположение должно, для единства в действиях зависеть от одного его.
Как я сам не охотник до разнобарщинного управления, то мне не трудно было согласиться в этом с мнением его Сильнейшества.
Между тем жена моя сделалась беременною, и мы имели надежду со временем населить часть солнца нашим племенем: как после рождения нашего дитяти мне бы уже труднее было предпринять предположенное путешествие по планетам, то и пожелал я до того срока побывать по крайней мере на ближайшей от солнца. Тестю моему эта мысль очень понравилась, и хотя жена моя очень не хотела со мною расстаться, даже на малое время, однакож вы успели ее уговорить; к чему и Бррш-гник много содействовал убеждением; в следствие чего он призвал к себе моего приятеля астронома Бази-фази; этот с важностью лег на землю лицом к Меркурию; простившись со всеми, и важнее всех с моею женушкою; я влез к нему в правую ноздрю; он прицелился; я по данному им знаку начал его щекотать в носу, он понатужился, чихнул и я совсем оглушенный очутился на Меркурии. После этого позвольте же отдохнуть, любезные друзья; продолжение впредь.
Третий рассказ
Не знаю, долго ли я пролежал но мне, как сквозь сон, послышался, усиливающийся писк человеческих голосов, болтавших по-французски; наконец я очнулся, протер глаза, окинул взором вокруг себя, и увидел многочисленное собрание меня окружающее: кто пешком, кто верхом, кто в открытых экипажах; самые большие из этих людей ростом не выше десятилетнего мальчика, сначала я подумал, что вокруг меня собрались все воспитанники училищных заведений планеты, без гувернеров и гувернанток; заметив на многих из этих людей усы, бакенбарды и морщины, я догадался, что жители Меркурия вообще малого роста, соответственно малому объему их планеты; вот я и рассчитал, что тут мне можно будет разыгрывать высокую роль.
Все были одеты по, моде, как мужчины, так и женщины; из этого я заключил, что они образованы, тем более, что все говорили по-французски; поэтому мне показалось неприличным остаться в лежачем положении, и я вскочил на ноги: тут в одно мгновение толпа рассыпалась во все стороны, и женщины завизжали от испуга, как капризные у нас дети: однако ж десятка два мужчин вскоре остановились, переговорили несколько времени между собою, и наконец возвратились ко мне верхами на своих лошадках, которые не больше наших лягавых собак; все были вооружены пиками; а в дали было заметно, что другие собирались следовать за первыми.
Передний, вероятно начальник, подъехав ко мне, спросил меня, кто я? откуда? зачем? и как смел явиться к ним без приглашения? Я отвечал смиренно, что я земной житель, путешествующий по солнцу, где, наслушавшись об них много хорошего, я полюбопытствовал, и непременно решился свести с ними ближайшее знакомство; теперь надеюсь, что они мне позволят осмотреть их планету, и войти с ними в дружеские отношения.
Ничто так не охлаждает бестолкового гнева, как незаслуженная похвала: она и тут не осталась без действия; однако ж я имел дело с людьми сметливыми, не глупыми; они тотчас разочли, что, по моему росту, я потребую много пищи, и это обойдется им дорого, без надежды на какую-нибудь от меня пользу; и как они ни были малы в сравнении со мною, но, видно, надеялись преодолеть силу одного великана числом, храбростью и заносчивостью. Тот же мужчина сказал мне, что для них очень лестно слышать о выгодном мнении, которое имеют об них солнечные жители, хотя не имеют, чести их знать; что они мне очень благодарны за желание свести с ними знакомство, но что у них постановлено правилом, принимать только таких посетителей, которые могут быть чем-нибудь для них полезны; что от меня, напротив того, они предвидят одни убытки, потому что я, по моему росту, потребую слишком много пищи; что ежели я беспокойного нрава, как этого должно ожидать от людей, которые не могут усидеть дома, и не захочу подчинить себя их законам и обычаям, то должны будут содержать во всегдашней готовности корпус войск, чтобы меня караулить, и что это их побуждает меня просить, убраться поскорее туда, откуда пришел; и ежели я на это не соглашусь добровольно, то заставят силою.
Так как я не имел возможности исполнить это требование, то должен был принять другой тон, и потому объявил, что когда я уже принял на себя труд их посетить, то вежливость требует, чтобы они меня приняли с почестью; что, в противном случае, я заставлю их быть гостеприимными: я начал говорить смелее, заметив, что у них не было огнестрельного оружия, а со мною была пара карманных пистолетов.
Тот же мужчина закричал с сердцем: «Э, сударь! да вы смеете еще нам грозить! Вы хотите нас подчинить вашим законам? Мы вам покажем, кто мы!» и с тем вместе прокомандовал вперед, марш! а я, не дав им двинуться вперед, выстрелил в лошадь этого дерзкого наездника; она упада мертвая, а ездок полетел с неё вверх тормашки; другие бросились бежать, и я взял изумлённого и испуганного начальника на руки: он дрожал всеми членами, полагая, вероятно, что я тут же его съем. Я упокоил его, сколько мог, уверяя, что прибыл к ним без всякого худого намерения, и желаю снискать их дружбу; но что, в случае их сопротивления, я имею средства погубить их всех без большого труда; что я ни мало не сомневаюсь в их храбрости и благородстве, и надеюсь быть им полезен; что я, впрочем, не намерен долго у них пребыть, и удовлетворив свое любопытство, возвращусь на солнце; что я также легко мог убить его, как его лошадь, но пожалел его, на первый раз, приняв его строптивость за заблуждение.
Делать было нечего, выстрел из пистолета вселил в него мысль, что я имею гром и молнию в моей власти; следовательно, что я какое-нибудь существо сверхъестественное, и при том доброе, потому что не уничтожил его, когда имел на то средство, и после его нападения обходился еще с ним так ласково я снисходительно; поэтому мир был тотчас заключён между нами, и он принялся рассыпаться предо мною в приторных комплиментах.
Между тем товарищи его наблюдали издали в зрительные трубки, чем кончится судьба их начальника, и заметив, что я его не съел, но напротив тоге обхожусь с ним ласково, стали понемножку приближаться к нам, сопровождаемые всею толпою, по знаку, бельм платком выставленному моим пленником, и прицепленному к его шапке; когда мы стали приближаться к толпе, я пустил его вперед для переговоров: немного спустя, вся толпа приблизилась ко мне с почтением, мужчины сняли шапки, и шаркали; а женский пол чинно приседал; все извинялись в первоначальном приеме; уверяли, что это произошло от ошибки; что у них существует древнее народное поверье, что к ним явится великан с другой планеты, который захочет их себе поработить, и что, ежели они его до этого допустят, то сделаются самыми несчастными людьми в свете; что они приняли было меня за того великана, и потому решились отделаться от меня с самого начала; что, однако ж, мой великодушный поступок, в отношении к пощаде их начальника, доказывает, что они ошиблись в своем предположении, и теперь готовы оказать мне самое радушное гостеприимство.