Но чтоб узнать искусство Армении, надо идти вниз по улице Абовяна, дальше, за Геологический музей, оставляя по правую руку Комитет по делам физкультуры и спорта, к большому, занимающему целый квартал зданию из туфа. Одним своим концом это здание выходит на новую просторную площадь, лучшее место в городе, где стоит огромная прекрасная статуя Ленина. Оно глядит на площадь белою колоннадой портика, спускающегося широкими ступенями к большому бассейну; серебристая водяная пыль от высокого фонтана стоит над бассейном в жаркие дни, обдавая цветники вокруг. Это одно из красивейших мест в городе. Главным входом здание смотрит на улицу Абовяна, когда-то самую широкую в Ереване, а сейчас, рядом с двумя параллельными улицами и особенно с широким проспектом Сталина, кажущуюся только узким переулком; густые деревья по обеим сторонам тротуара, — свидетели десятков лет жизни города, — заботливо выращены в этой «зоне пустыни»; в прохладной тени их во все времена года и особенно весною, когда зацветает пшат, толпой движутся гуляющие. Второй боковой стеной здание заняло весь небольшой переулок, спускающийся к улице Налбандяна. Этот внушительный, облицованный белыми плитами квадрат получил название Дома культуры Армении; и если наверху, в самой верхней зоне улицы Абовяна, сосредоточена социалистическая наука Армении, то здесь, в его «дельте», у главной площади Еревана, помещается Филармония, собраны старое, дореволюционное, и новое, советское/национальное по форме и социалистическое по содержанию, искусство Армении, археология и литература. Три богатых музея — Исторический, Художественный и Литературный — открыты здесь для посетителей; кроме них, музей Революции, размещенный пока на нескольких витринах Исторического музея, и Этнографический — целый калейдоскоп великолепных ковров, национальных костюмов, одежды трапезундской и ахалцихской армянок, амулеты для верблюдов из белых индийских раковин [132], акты о первых колонистах-армянах в России, бархатный альбом с «Указом об основании Ново-Нахичевана и переселении туда крымских армян» и с автографом Екатерины II[133], подписавшей этот указ. Кстати сказать, в бывшем маленьком городке под Ростовом — Нахичевани на Дону — местные его жители, армяне, уже не знают своего прошлого и вряд ли видели этот указ. История его такова: часть анийских армян, эмигрировавших в средние века из Ани в Европу, бежала в Крым, когда там были еще итальянские фактории, и жила там несколько веков; а потом эти крымские армяне подали прошение Екатерине II о том, чтобы она приняла их в русское подданство и поселила в южных степях России. Так был основан Нахичевань на Дону с армянскими деревнями вокруг него. Позднее из Нахичевани на Дону вышло много талантливых армян, в их числе — поэт Рафаэль Патканян [134], знаменитый публицист-философ и революционный демократ Микаэл Налбандян и народный художник Армении Мартирос Сарьян.
Пробираемся с читателем коридорами и лестницами в светлые залы Исторического музея.
Строго декорированы залы, огромно впечатление стиля от расставленных под стеклом, развешанных и размещенных экспонатов. Понять предмет помогает его «отвлечение» — художественные рисунки и чертежи на стене. Мы проходим не только по залам, но и по тысячелетиям, переходя из древнейшего мира, из эпохи кремня, первой стоянки человека начала третьего тысячелетия до нашей эры, палеолита, в конец третьего тысячелетия, эпоху первого сплава, бронзы, когда появляется прекрасный орнамент, изящество предметов ручного обихода и орудия; во второе тысячелетие до нашей эры — крито-микенскую культуру; в первые века до нашей эры — в раскопки урартские; в нашу эру — в раскопки древней Армении — Арташат, Двин; в средние века — в мир Ани, его городскую культуру, классическую прелесть его архитектурных памятников. Примечателен в музее отдел древностей, представленный наиболее богато. Палеолит дан коллекцией А. П. Демехина; начало бронзового века — раскопками у села Шенгавит, несколькими образцами древнейшей, зеленой от времени, бронзы; первое тысячелетие до нашей эры — раскопками у так называемого могильника Редькина в Дилижане, раскопками Кафадаряна у Кармир-Блура, где открыта урартская крепость VII века до нашей эры; раскопками в Иджеване, в селе Головине, у Нор-Баязета (колесница бронзового века, вырытая покойным археологом Ервандом Лалаянцем еще до революции) и др. Доказательства существования в Армении палеолита, памятников каменного века имеют огромное значение для науки. Советские ученые работают над созданием большого труда по истории культуры в нашей стране, занимающей шестую часть света, и начало древнейшей жизни на ее земле, отвергающееся многими западными учеными, подтверждается сейчас работами археологов. Находки в Сибири, на Алтае, на Урале перекликаются с закавказскими.
В том же здании расположен другой музей, Художественный, точнее Музей изобразительных искусств. И, вступая туда, вы в первом же зале получаете яркое впечатление от его большой и серьезной ценности.
Приезжие гости, видя новую, Советскую Армению, обычно поражаются экономическими переменами в ней. Вместо древней сохи, в которую впряжено было несколько пар волов, ходит трактор по выхоленным полям; передовые колхозные формы возделывания земли, новые, никогда здесь не виданные раньше культуры; вместо ремесленных лавочек вокруг грязного базара — огромная, мощная промышленность на собственной электроэнергии, целые комплексы заводов: химических, машиностроительных, механических, пищевых, текстильных; вместо старого «глхатуна», черной норы в земле со входом, подпертым двумя очищенными от сучьев кривыми стволами, — двухэтажные каменные дома колхозников, обставленные по-городскому.
Но другую перемену, внутреннюю перемену, о которой можно тома написать, потому что она касается не только материального бытия народа, но и философии этого бытия, — народного самосознания, того, как сам народ осознал себя, нельзя понять поверхностным осмотром страны. Эту перемену надо пережить и почувствовать в ее народной жизни, в ее общественных, государственных и культурных учреждениях и, между прочим, в том музее, куда мы сейчас вошли с читателем.
До Октябрьской революции Армения, страна древнейшего прошлого, неисчислимых, накопленных в веках ценностей, не имела никаких музеев. Это не значит, что она не имела экспонатов для музея. Нет, они имелись в большом количестве. Десятки лет велись раскопки и выкапывались экспонаты археологии. Целый средневековый город Ани выкопал Н. Я. Марр. Описывались архитектурные памятники, издавались альбомы. Кустари делали ценнейшие изделия из серебра, ткали ковры; художники-армяне рисовали; большим мастером, заполнившим картинные галереи царской России и широко известным за ее пределами, был старый маринист, крымский армянин Айвазовский; крупным художником, чьи яркие полотна покупали коллекционеры Европы и Америки, уже был Сарьян. Знали и других мастеров, работавших то в Москве, то в Париже, то в глухих городках провинциальной России, — Суреньянца, Башиджагяна, Фетваджана, Терлемезиана, Агаджаняна… И при всем обилии этих работ не было искусства Армении. При всем обилии экспонатов их нельзя было видеть вместе. Знаменитая колесница бронзового века, вырытая Е. Лалаянцем, стояла у него на квартире в Тбилиси, в комнате, превращенной в «этнографический музей»; город-музей Ани лежал за несколько километров от захолустной станции Ани, на самой турецкой границе; кустари жили в Ване, в Ахалцихе, в городах русских, грузинских, турецких, персидских; картины больших художников плыли за моря и океаны, уходили в особняки богачей, разбредались по десяткам пинакотек.
Было, правда, место, где предметы армянского мастерства собирались и хранились на родной земле и как свое национальное сокровище. Старый Эчмиадзин, местопребывание главы армяно-грегорианской церкви, католикоса, имел свой музей и — больше того — имел культурных собирателей этого музея, умевших вести большую научную работу, епископов с учеными степенями докторов, таких, как Месроп, составивший огромный каталог всех армянских рукописей, Гарегин, автор большого исследования об армянской миниатюре, и др. Но именно Эчмиадзинский музей и показывал наиболее убедительно дореволюционной Армении, что подлинного музея в ней не было. Собранные в Эчмиадзине отдельные картины, превосходные изделия ванеких кустарей, дивные образцы миниатюр, предметы археологии и этнографии производили впечатление тех средневековых передвижных (обычно на колесах) собраний случайных и не связанных какой-либо прочной органической связью предметов, которые назывались в средние века «кунсткамерами»: зачатки музея, но еще не музеи. И богатый музей в Эчмиадзине был в сущности такой вневременной кунсткамерой, где можно было полюбоваться на многое, с гордостью, с удивлением, — вот-де что способны делать армяне, — и, однако же, не пережить встречи с народом в целом, потому что народ был раскидан по земле, не существовало Армении как самостоятельной страны и связь настоящего с прошлым была разорвана, история как бы остановилась.
132
До сих пор алтайские старухи носят украшения из белых раковин, находимых только на берегах Индийского океана; в Алтайском музее в Барнауле можно увидеть образцы этих украшений. Поражает факт их употребления в древней Армении на амулетах, которые надевали на верблюдов (для благополучного караванного следования). Будучи на Алтае, я не раз отмечала сходство некоторых алтайских слов и названий с армянскими. Р. М. Шаумян (Сборник «Язык и мышление», VIII, изд. Академии наук СССР, 1937) на стр. 96 пишет, между прочим:
«В последние годы Н. Я. Марр, занимаясь финно-угорскими и урало-алтайскими языками, обнаружил в них чрезвычайно интересные схождения с языками Армении, особенно с народным языком, который по своей структуре имеет тенденцию к агглутинации».
134
Р. Патканян похоронен под Нахичеванью на Дону, на кладбище так называемого «монастырского сада», рядом с М. Налбандяном.