— Что это? — спрашиваю я с любопытством, в то время как Саша уже начинает снимать.
— Амфора, глиняный сосуд времен античности, который когда-то служил для хранения масла и вина, — отвечает дружелюбный мыслитель.
Только теперь на тупом конце яйцеобразного сосуда я замечаю два ушка и под слоем ракушек, налипших на него, различаю, как мне кажется, типично греческую амфору.
— Но каким образом греческая амфора времен античности могла оказаться здесь, на побережье Черного моря, точнее говоря, на морском дне у подножия Кавказа?
— Здесь примерно две с половиной тысячи лет тому назад поселились греки из Ионии и основали город Диоскурию, — поясняет мне курчавый брюнет, которого Саша снимает уже в третий или четвертый раз.
Ничего не понимая, я слежу за размашистыми движениями его рук, когда он рассказывает мне о контурах сухумской бухты.
— Что же, это был такой большой город? Вокруг бухты? Да это ведь около пятнадцати километров!
— Нет, — дружелюбный мыслитель качает головой и показывает в центр бухты. — Диоскурия — затонувший город. Когда сюда из Малой Азии пришли греки, бухта была еще сушей, защищенной со всех сторон горами, это была равнина, которая как бы напрашивалась на то, чтобы здесь основали город.
Я осматриваюсь. Из сухумского порта выходит белоснежный лайнер. На верхней палубе отдыхающие пассажиры. Трудно поверить, что судно плывет над городом, поглощенным сияющим восхитительной голубизной морем.
— Откуда известно, что бухта раньше была сушей, а здесь был город? — спрашиваю я. — Ведь сосуды, подобные амфорам, могли быть и на затонувших судах?
— В античных и средневековых фолиантах ученые обнаружили описания древних крепостей и даже целых городов, которые когда-то были построены на побережье Черного моря, а затем погребены под его волнами. Но поиски их долгое время оставались безуспешными.
Дружелюбный мыслитель рассказывает, что в 1864 году двое жителей Сухуми обнаружили на берегу моря золотую тиару в форме тонкой, как гусиное перо, диадемы со многими подвесками. Находки, подобные этой, побудили одного из ученых предпринять с помощью двух ныряльщиков первую экспедицию на дно бухты. На глубине четырех — шести метров он нашел развалины нескольких античных построек.
План города, который он начал тогда составлять, был после 1953 года усовершенствован на основе результатов археологических подводных съемок.
— А найдено ли, кроме сосудов и развалин, что-либо еще, что давало бы представление о жизни древней Диоскурии?
Высокий брюнет явно рад моей заинтересованности.
— Конечно! Из зданий и защитных сооружений удалось извлечь различное оружие, орудия труда, домашнюю утварь, украшения и монеты. Сегодня нам известно, что Диоскурия поддерживала оживленные торговые связи с внутренними провинциями древнегрузинского Колхидского царства и другими странами. У кавказских племен жители города покупали прежде всего шерсть, мед, ценные породы дерева, а продавали им изделия городских ремесленников.
— То есть Диоскурию можно считать абсолютно мирным городом?
— Безусловно. Но сохранить мир ей не удалось, — продолжает брюнет. — В I в. до н. э. она была сильно разрушена в результате войны между римскими войсками Помпея и войсками понтийского царя Митридата. Римский историк Гай Плиний Секунд подробно сообщает об упадке города, население которого состояло тогда из трехсот различных национальностей, в результате чего для ведения дел римляне использовали сто тридцать разноязычных переводчиков. Видимо, в этот период и произошла катастрофа, в результате которой пострадала большая часть города.
Брюнет замолкает и склоняется над амфорой.
— О какой катастрофе идет речь?
— Судя по всему, это был гигантский оползень, опускание побережья. Старые абхазские хроники сообщают, не приводя подробностей, о землетрясении, которое поглотило город иноземных колонистов. Имеется ли при этом в виду Диоскурия, с точностью до сих пор не установлено.
Трое молодых ученых собирают свои вещи, дружески прощаются с нами и уходят, поднимаясь вверх по склону. Они торопятся доставить в институт свою новую находку. Константин провожает их до машины.
Задумавшись, мы остаемся с Сашей на берегу. Мы смотрим на синюю, теперь почти зеркальную поверхность Черного моря, похоронившего столько неожиданных тайн — жизнь, любовь, борьбу и смерть, надежды тысяч людей, внезапно застигнутых тяжелым бедствием. С шипением, будто попав на раскаленное железо, на каменистый берег накатываются волны и, как бы испаряясь, исчезают. Издали, из порта, вновь выходит с развевающимся над топом флагом пассажирское судно, направляющееся из сухумской бухты в открытое море.