С некоторой торжественностью Зураб Ахвледиани приглашает меня проследовать за ним через широкие и высокие ворота парка так, будто я давно уже был готов к этому моменту. Однако Нодар говорил мне перед этим о посещении музея грузинского искусства и ни слова не сказал о кладбище, ибо я вижу, что это — своего рода пантеон, мемориальное кладбище города. Над стройными кипарисами возвышается белая многоугольная башня с высокими узкими окнами, которая венчает красивое круглое строение — церковь Давида.
Я готов к тому, что меня подведут к одной или нескольким мемориальным могилам, где захоронены знаменитые грузины, и мне становится неловко оттого, что я пришел сюда с пустыми руками, без цветов. Притом будучи немцем, участником войны. Может, это такой же мемориал, как на Унтер-ден-Линден у нас в Берлине? Может, надгробный памятник неизвестному солдату, воздвигнутый в честь павших граждан Грузии, воевавших в составе армии генерала Леселидзе, которая в 1942 году изгнала фашистов с Кавказа, и тех шестисот тысяч жителей республики, которые, как и Амиго Николо, защищали Советскую страну на всех фронтах войны?
…Когда по отлогому склону горы мы поднимаемся в другой пантеон и проходим сквозь длинные ряды ухоженных могил, я мысленно учитываю, как мне кажется, любую неожиданность. И не учитываю лишь одну-единственную, о которой смутно начинаю догадываться лишь тогда, когда мы останавливаемся возле могилы, на надгробном мраморном камне которой под надписью на грузинском языке, наполовину скрытой ветками, что-то написано латинскими буквами.
— Если позволите, Гюнтер, — Зураб Ахвледиани указывает на памятный обелиск, — именно к этой могиле мы хотели вас привести. Здесь вы сами можете убедиться в том, как на грузинской земле дорожат памятью о вашем знаменитом соотечественнике, — говорит он своим глухим голосом.
Соотечественник? Кто же это? Может, Рихард Меке-лайн? Бегло вспоминаю симпатичного профессора, который после войны, будучи сам ориенталистом, на первых курсах Гумбольдтского университета в Берлине вел семинары по русскому языку; он часто рассказывал нам о Грузии. Как только речь заходила о стране его мечтаний, он тут же страстно увлекался и забывал обо всем на свете, даже если он находился на проезжей части оживленной Фридрихштрассе. Профессор Рихард Мекелайн сделал многое для развития культурных связей между Германией и Грузией. В двадцатых годах он составил грузинско-немецкий словарь и создал немецкую грамматику для грузин, основал в Берлине "Общество Руставели", издавал журнал "Восток", который бесплатно сам же и редактировал, и поддерживал творческие контакты со многими грузинскими учеными и писателями. Однако в стране Руставели ему, как мне кажется, вплоть до своей преждевременной смерти в 1948 году так и не удалось побывать. Значит, на этом месте погребен кто-то другой? Но кто?
Я подхожу к памятнику, осторожно отодвигаю в сторону ветки, наполовину закрывающие надпись, и читаю: "Здесь покоится прах Артура Лейста. Родился 8.VII. 1852 в Бреслау. Умер 22.III.1927 в Тифлисе".
Значит, Артур Лейст! Его имя, как автора многих книг о Грузии и грузинском народе, повстречалось мне совсем недавно; из-под его пера вышел и сокращенный перевод "Витязя в тигровой шкуре", изданный в 1889 году в Лейпциге. А о том, что он окончил свои дни в Тбилиси, я ничего не знал. Однако теперь, когда я нахожусь всего лишь несколько часов в этом чарующем городе, в котором есть река и горы, дворцы и простые дома, скалы и пропасти, асфальтированные аллеи и булыжные мостовые, мне кажется почти само собой разумеющимся, что Артур Лейст избрал своей второй родиной Грузию, — страну, в которую на протяжении всей жизни профессора Мекелайна влекла болезненная ностальгия… После освежающей прохлады бурной Мтквари пахнет дорожным ветром, который обдувает меня в "Волге", когда мы снова едем по улицам города. По широким тротуарам в тени огромных деревьев со смехом и шутками, оживленно разговаривая, — может быть, все еще о футбольном матче, — прогуливаются красиво одетые юноши и девушки, молодые супружеские пары с детьми, пожилые люди, настроенные по-праздничному, как и я.
Таинственная шкатулка
— Теперь, уважаемый Гюнтер, я покажу вам "шкатулку", — поясняет Зураб Ахвледиани, после того как его коллеги распрощались с нами на одном из перекрестков.