Очень, очень вас люблю и буду всегда вас помнить. Очень прошу меня простить.
Зита»
Генрик развернул сверток. Там была голубая юбка с белыми кругами, голубые туфли, зонтик, черное платье, белая шаль и другие вещи.
Раздался рев сирены.
— Кажется, уже поздно, — сказал синьор Чапполонго. — Пароход отходит.
Генрик оттолкнул его и выбежал.
Было пасмурно, шел дождь. Генрик добежал до порта и увидел исчезающую в дрожащем тумане корму парохода.
Он безуспешно искал Зиту в Неаполе. Девушки не знали ее или, может быть, не хотели говорить ее адрес. Он бродил по тем улочкам, где встретил ее, и думал:
«Так я буду искать ее до конца жизни. А когда кончатся деньги, стану портовым грузчиком».
Однажды на маленькой улочке он увидел Янека со свертками под мышкой.
Наконец–то. Янек шел к Зите. Шел со свертками, в которых были продукты. Теперь он велит приготовить себе еду и будет жрать.
Генрик напал на след. По следу Янека он попадет к Зите.
И тогда он понял, что ходить ему туда незачем. Янек, показывая ему дорогу, тем самым закрывал ее для него.
Мы бродили по Венеции всю ночь, а потом еще полдня, и Шаляй рассказал мне все это.
— Что же дальше? — спросил я.
— Ничего, — ответил он. — Через полчаса отходит мой поезд. Послезавтра я буду дома. Я даже рад этому.
— А с братом вы не попрощались?
— Я сделал вид, что верю, будто он в Африке, и послал ему прощальную открытку с благодарностью. Я вас очень утомил?
— Нет. Вы совсем меня не утомили.
Я проводил его на вокзал. Когда мы прощались, он был взволнован.
Потом я пошёл на канал, сел на ступеньки, подпёр кулаками подбородок и стал смотреть на воду.
Светило солнце. Венеция переливалась красками, более прекрасными, чем цвета радуги, внизу проплывали гондолы.
Ходили люди. Смеялись и спорили. Было красиво.
Достаточно найти в себе хотя бы крупицу доброжелательности к жизни, и она покажется вам приятной.