В это время Клара Боу и ему уже нравилась больше. Она была рыжая, снималась в купальном костюме и возбуждала гораздо менее возвышенные чувства.
4
Поехать за границу они должны были в следующем году. Это был хороший год. Отцу удалось выиграть для банка, где он работал юрисконсультом, несколько трудных дел, что принесло ему большие проценты.
Никогда еще им так не везло.
Они купили виллу в районе Сташица и переехали туда с Иерусалимских аллей. Мать помолодела, стала изысканно одеваться и выглядела довольно пикантно. В ней проснулось стремление к светской жизни. Зимой они часто ходили с отцом на балы. Устраивали пышные приемы. В гостях у них бывали выдающиеся люди, главным образом известные художники, музыканты, писатели. Отец очень любил рассуждать об искусстве.
Однажды он сказал:
— Я прошел мимо своего призвания. Я должен был стать артистом.
Мать ответила с ехидством:
— Для этого, мой дорогой, нужно иметь талант. Ее слова задели отца.
— А кто тебе сказал, что у меня нет таланта? Он просто не развился.
— Какие глупости!
— Это ты болтаешь глупости, и даже при гостях. Я уже давно хотел тебе сказать, что ты судишь об искусстве слишком самоуверенно, показывая при этом свое невежество. Ставишь себя в смешное положение, а вместе с тем и меня.
Между ними началось что–то вроде состязания.
Они вели скрытую борьбу за своих знаменитых гостей, за мнение этих особ об их собственной эрудиции и восприятии искусства.
— Если, можно тебе, можно и мне, — сказала мать. Она стояла перед зеркалом, одной рукой поправляла волосы, другую держала на талии. Красиво изогнувшись, она смотрела в зеркало с нескрываемым удовольствием.
Отец деланно рассмеялся. Он как бы призывал самого себя в свидетели такой дерзости, до того невероятной, что может только рассмешить.
— Если ты не видишь разницы, то действительно нам трудно будет понять друг друга.
— Какую разницу ты имеешь в виду? Если хочешь знать, Эмиль был восхищен, когда я сказала о квартете Дебюсси, что это… ну, неважно что, я сейчас не помню, во всяком случае, Эмиль сказал, что я подметила это очень удачно и тонко.
Эмиль Вентура, выдающийся пианист, был школьным товарищем и другом отца.
Отец поморщился. Он очень гордился этой дружбой. Он считал, что она дает ему что–то вроде визы на Парнас. Если не для постоянного жительства, то, во всяком случае, транзитную.
То, что мать сослалась именно на Эмиля, желая придать вес своим суждениям и тем самым осадить отца, отец принял как грубое нарушение права собственности, неэтичный поступок, унижающий его честь.
Он улыбнулся, как, быть может, улыбнулся бы гордый маркиз во время Французской революции, если бы какой–нибудь санкюлот ударил его по голове его же собственной картиной Ватто. Отец беспомощно развел руками и вышел.
Мать еще долго с неослабевающим удовольствием разглядывала свое отражение в зеркале.
Итак, что касается родителей, они были счастливы.
С давних пор философы, поэты, а часто и совсем обыкновенные люди, как, например, банковские служащие, авторы дидактических романов или работники магистрата, размышляют о том, что такое счастье. На эту тему было высказано множество мыслей, определений и заключений, из которых почти все стали настолько банальными, что теперь трудно рассуждать о счастье, не вызывая насмешек.
Вообще эта тема с некоторых пор считается весьма щекотливой. Счастье приравнивается к идиотизму, а после того, как экзистенциалисты сделали открытие, что человек смертен, разговоры о счастье считаются просто бестактными. Особенно в кругу людей очень высокого идейно–интеллектуального уровня.
Кое–кому кажется, что они счастливы. Они напоминают человека, который в переполненном трамвае смотрит в окно и старается ни на кого не обращать внимания.
Счастье, которое испытывали тогда родители Генрика, было чем–то средним между состоянием идиотизма и выглядыванием из окна переполненного трамвая. Говоря точнее, они могли себе позволить отвлечься от дел пустяковых и бренных и направить свое внимание на предметы возвышенные и непреходящие благодаря беззаботности, которую в этом году давало им их материальное положение.