Можно ли представить себе Шопена, причесанного гладко и на пробор, напомаженного, в широких фланелевых брюках, коричневом пиджаке в елочку, в полосатом галстуке и в фетровой шляпе борсалино?
6
В начале каждого нового школьного года отец сообщал, что на этот раз поездка летом за границу состоится непременно. Имеются все данные, что положение намного улучшится.
Но положение все ухудшалось, и разговоры отца никто не принимал всерьез.
Оптимистические заявления, которым никто не верил, играют, однако, определенную положительную роль.
Существует в польском языке словечко «а вдруг», (Пожалуй, только в польском.) Его существование объясняется присущей жителям этой страны верой в чудо, а также полнейшим отсутствием доверия к солидности и последовательности всяческих явлений.
Словечко «а вдруг» оказывает незаменимые услуги нашей склонности к мечтаниям, является лучшим наставником нашей фантазии. А фантазия, хорошо натренированная и основательно подготовленная к задачам мечты, совершенно необходима людям страны, которая испокон веку жила надеждами и обещаниями.
Генрик давно уже не верил в каникулы за границей, но был благодарен отцу за то, что тот так убедительно обещал. Большую часть года можно было пользоваться благодеяниями мечты и надежды, а в конце сказать себе: «Ну что ж? Ведь я все равно на это не рассчитывал». Несбывшиеся мечты никогда не становятся трагедией. Зато как часто становятся трагедией сбывшиеся мечты.
После «года Мальорки и Шотландии» наступил «год Капри». Отец приносил домой проспекты, вел оживленную переписку с гостиницами и пансионатами, а с матерью — бесконечные споры о том, что лучше: жить на самом Капри или на Анакапри. Но «год Капри» продолжался только полгода. Однажды, вскоре после рождества, отец пришел к обеду хмурый и печальный. Генрик подумал, что он сам, должно быть, так же выглядит, когда в чем–нибудь провинится. За обедом отец не разговаривал, а только ворчал, что суп слишком густой, что соль плохо сыплется, что в моркови песок. После обеда он вытер губы, бросил салфетку и сказал с деланной веселостью:
— Ну, мои дорогие, должен вам сообщить, что корабль, который я веду, сел на мель.
— Что такое? — спросила мать с беспокойством.
Не поднимай паники, Анет, — рассердился отец. Почему ты всегда из всего делаешь трагедию?
— Но я же…
— Но ты же! Именно ты всегда создаешь такую атмосферу, что кажется, случилось бог знает что, и у человека пропадает всякое желание жить.
— Ведь ты сам сказал… что этот… что корабль сел на мель.
— Ах, Анет, Анет. С тобой можно говорить только о самых примитивных вещах. Ну, я употребил такой шутливый оборот, а ты сразу поднимаешь шум и крик.
Ничего страшного не произошло. У меня кое–какие временные затруднения, и в связи с этим нужно будет ввести некоторые ограничения. Придется половину дома сдать. Думаю, что лучше низ. Ну, кроме того, надо отменить десерт и вообще пересмотреть бюджет. Мы поговорим об этом подробнее. Что касается поездки на Капри, то, боюсь, ее придется отложить до будущего года.
— Что касается меня, то я еду на Капри, — заявил Янек.
— Как это? — удивился отец.
— Очень просто. Не думаешь ли ты, что я на что–нибудь надеялся, слушая твои проекты? Я давно уже записался на экскурсию под девизом: «Без паспортов и виз за солнцем Италии».
— А откуда ты взял деньги?! — воскликнул отец, стараясь не показывать своего раздражения.
— Два мотора к велосипедам и мотор для байдарки. Корабль, который веду я, не сел на мель.
Отец со вздохом махнул рукой.
Итак, вместо Капри Генрик в том году очутился над Пилицей. Над Пилицей тишина и много зелени. Вербы и ракиты. Днем жужжат пчелы и разная мошкара, по вечерам квакают лягушки. Горизонт там просторный, широкий, человек словно вписан в зелено–бурый круг, прикрыт синим или серым куполом неба.
Над Пилицей пастушки не играют на свирели, так как пастушки, играющие на свирели, существуют только в сказках или красивых деревенских повестях. Я, правда, знал одного пастушка, который действительно играл на свирели. Он сидел со мной в камере в Павяке во время оккупации. Ему было четырнадцать лет, у него была огромная голова и коротенькие ножки. Он вздыхал: «Ой, доля, доля!» — садился, скрестив свои короткие ножки, на нары и играл на свирели, которую сделал из металлической трубки, найденной на тюремном дворе. Никто не понимал (а он не мог растолковать), как он попал в городскую тюрьму, если никогда не покидал своей далекой тихой мазовецкой деревни, своей лужайки возле леса, — ой, доля доля! Итак, над Пилицей пастушки не играют на свирели, а бегают в холщовых штанишках с кнутиками за коровами и овечками, заяц скачет по меже, аист поднимется над лугом, рыбка ударяет хвостом по воде, далеко–далеко уносится дым из хат и от костров, вечером блуждают туманы, ночью мерцают огоньки.