— Я очень одинок, — сказал он и сразу понял, что это не имеет смысла и вырвалось у него совсем
некстати.
Голос был какой–то деревянный, хрипловатый, потому что он давно уже ни с кем не говорил.
Санитарка не расслышала. Ее строгое лицо наклонилось над Генриком.
— Что вы сказали? — спросила она. Генрик кашлянул.
— Ничего, ничего.
— Как вы ходите с таким бинтом? Разве можно допускать, чтобы нога была в таком состоянии? Ведь в любой момент может начаться гангрена. Если уже не началась.
— Я вызвал карету скорой помощи, но они запаздывают. Как вас зовут?
Санитарка улыбнулась, но сразу же снова стала серьезной.
— Ваше ранение опасно?
— Этого я не знаю.
— Давно вы тут лежите?
— Не знаю. Время идет быстро.
— Как это? И вы до сих пор ни к кому не обращались, никто вашу ногу не осматривал?
— Никто.
Она опустилась на одно колено и легким движением дотронулась до забинтованной ноги. Генрику было не больно, но он почему–то застонал.
— Вам больно?
— Нет.
— А почему вы застонали?
— Я вспомнил, что, выходя из дому первого сентября, забыл закрыть газ.
— Перестаньте шутить. Это серьезное дело. Вы хотите умереть?
— С тех пор, как я вас увидел, не хочу. Как вас зовут?
Санитарка осторожно ощупывала его ногу. Казалось, она сердилась. Может быть, она не была сердита, а только делала вид.
— Очень прошу вас, — сказала она тихо, — здесь не место и не время для подобных разговоров.
— В таком случае давайте как можно скорее уйдем отсюда.
Санитарка наморщила лоб и посмотрела на Генрика, что–то обдумывая.
Поезд глухо стучит. Может быть, он проезжает по железнодорожному мосту, а может быть, идет сквозь туннель. Вероятно, такой звук издаёт летящая в пространстве межпланетная ракета. А может быть, она гудит? А может быть, свистит или стрекочет? А может быть, летит беззвучно? Такая тишина страшна.
Генрику было стыдно и досадно, что он не знает, какой звук издает межпланетная ракета, что вообще ничего не знает об астрономии и о законах движения межпланетных кораблей. Недавно он прочитал что–то об этом и так увлекся, что ни о чем другом не мог думать несколько дней. Он решил основательно, как настоящий профессионал, заняться астронавтикой. Но это решение, как и многие другие, затерялось где–то среди мелких, злых мелочей повседневности. Нет уж, на этот раз, как только окончится это дурацкое и ненужное путешествие, он займется астронавтикой всерьез.
А если бы оказалось, что на Марсе говорят по–польски?
Вот было бы удивительно — существа, населяющие Марс, говорят по–польски! Бесконечность имеет бесконечное количество случайностей, может произойти и такая. Конечно, это ни в коем случае не поляки. Не может быть и речи ни о каких кракусках (головной убор жителей Краковского воеводства) или кунтушах, о медальонах с ченстоховской божьей матерью или о бело–красном флаге. Ни о чем этом не может быть и речи, ибо существа, населяющие Марс, вообще не имеют сходства с людьми. Это огромные муравьи, которые ходят, как медведи в цирке — на задних лапах, все обычаи у них марсианские, только говорят они по–польски. У них очень высокая цивилизация, высокий уровень науки и техники, и если они до сих пор не приезжали на Землю то исключительно по тем же самым причинам, по которым жители Парижа или Нью — Йорка до сих пор не приезжают в Серадз. Ученые–земляне после многих трудов и опасностей с триумфом высаживаются на Марсе, но никак не могут объясниться с марсианами. Те приветствуют их самым сердечным и вежливым образом:
— Просим! Просим!
— Гость в дом — бог в дом.
— Чем богаты, тем и рады.
— Доброго здоровья!
И тому подобное. Никто из ученых ничего не понимает, ведь среди них нет поляков. Но советские ученые различают отдельные слова и с удивлением переговариваются между собой.
— Так они же говорят на языке, очень похожем на наш!
И наконец профессор Рандольф Катц из Колумбийского университета восклицает:
— Коллеги! Да ведь они же говорят на чистейшем польском языке!
— Да что вы, господин профессор?
— Я вас уверяю! На этом языке я говорил в детстве, и хотя его уже забыл и объясняться не смогу, но все–таки язык это святой, польский, я узнаю его даже на Марсе.
Все с недоверием качают головами. Но советские ученые уже начинают разбираться.