— Куда мы пойдем? — спросил он.
— Это вы должны выбирать ресторан, если пригласили женщину поужинать, — сказала Зита.
Судя по всему, ей начала нравиться эта необычная для нее роль дамы, приглашенной джентльменом на ужин.
— Гм, но я тут ничего не знаю, я здесь никогда не бывал, — сказал Генрик.
— Хорошо. Тогда пойдем в первый ресторан, который нам понравится. Да?
— Отлично. Сделаем так, как вы пожелаете.
— Сделаем так, как вы пожелаете, — повторила Зита н захохотала.
Они шли довольно быстро по узкой, крутой улочке. Генрик шагал широко, Зита старалась идти с ним в ногу, но время от времени ей приходилось несколько шагов пробегать. Тогда Генрик поворачивал голову и поднимал брови, как будто спрашивал, не слишком ли быстро он идет, а она, по–видимому, очень довольная всем, наклоняла голову и смеялась. Улочка была пустынная, время от времени кто–нибудь высовывался из окна и орал. Иногда они замечали мужчину или женщину, неподвижно стоящих у стены.
— А Шаляй, — рассказывала Зита прерывистым от ходьбы голосом, — Шаляй никогда не приглашал меня ужинать. Он говорил, что минутами покоя и счастья обязан мне, но никогда не приглашал ужинать. Он приносил всякие лакомства и заставлял готовить для него, нажрется как свинья, а обо мне и не подумает. Он никогда не приглашал меня поужинать. А сам страшно любит есть. Прямо–таки дрожит при виде еды, даже начал жиреть. Там, в своем избранном обществе, он стыдится жрать без удержу и элегантно клюет с тарелочек вилкой, а у меня хватает колбасу, наворачивает и смеется. У меня можно все себе позволить, все, что запрещается в изысканном высшем обществе. Можно сбросить пиджак и ходить в подтяжках.
Генрик остановился, снял ее руку со своего плеча и посмотрел сердито, почти враждебно. Зита взглянула на него вопросительно, немного встревоженная. В порту завыла сирена, и вой ее неожиданно громко прокатился в чистом воздухе.
— Не могли бы вы перестать говорить об этом Шаляе? — спросил Генрик с раздражением. — С меня довольно этого Шаляя, я хочу забыть о нем.
— С большим удовольствием! — ответила Зита. — Очень он мне нужен! Я только хотела сказать, что он никогда не пойдет со мной ужинать, потому что боится, как бы его не увидели, боится скандала. Он только и думает о своей репутации, дрожит за нее. Забудьте об этом Шаляе, да, да, забудьте, это я как–то с вами разговорилась, а ведь я ему обещала никогда никому не говорить, что он ко мне ходит. Но как–то так получилось, это ваша вина, вы сами начали о нем, потому что хотели выдать себя за него.
— Выдать себя за него! — воскликнул Генрик, почти истерически и топнул ногой. — Выдать себя за него! Откуда вы это взяли? Я хотел выдать себя за него! Я предпочел бы тут же, сейчас же превратиться в обезьяну. Вы все время говорите о нем, вам кажется, что каждый им восхищается так же, как вы, и вам кажется, что все только и мечтают о том, как бы оказаться в его шкуре, а я…
— Да нет же… — сказала Зита, удивленная и встревоженная.
— Да, да, ничего мне больше не говорите, вы просто в него влюблены.
Зита сжалась, отступила на шаг, уперла руки в бока и неприятно засмеялась.
— Влюблена! — сказала она хрипловатым голосом. — Оставьте эти шутки.
Она приблизилась к Генрику, поднялась на носки и сказала прямо ему в лицо:
— Я любила только один раз в жизни, и пусть она провалится в тартарары, эта любовь. Я любила один раз в жизни, и вот во что превратила меня эта любовь…