А пока я заканчиваю свое письмо, преисполненный надежд на то, что наша рок-музыка не есть явление безнадежно вторичное, как кажется знатокам у нас и за рубежом, а наоборот — делает уверенные шаги в сторону самобытности и мастерства, потому что хотя самобытность и мастерство — вещи разные, однако первое без второго выглядит не совсем убедительно.
Не думайте, что мною движет ура-патриотизм, но мне все же кажется, что мастерство наших ведущих музыкантов не уступает мастерству зарубежных, чего нельзя сказать об инструментах и аппаратуре. Думаю, что не последнюю роль играет магия имен западных рок-звезд, не позволяющая нам даже мысленно ставить на одну ступеньку по мастерству Б. Гребенщикова и Д. Боуи, допустим, раз уж они смахивают друг на друга внешне. Ситуация напоминает мне разговоры о канадских хоккеистах-профессионалах той поры, когда наши спортсмены не встречались с ними очно. Дискутировался лишь вопрос: с каким счетом мы проиграем? Однако встретились и выиграли — к всеобщему и собственному изумлению…
Впрочем, искусство — это не спорт, не так ли? Важно иметь собственное лицо, то есть ту же самобытность, и тогда ты — победитель! А что Вы думаете по этому поводу?
Рок-дилетант.
Андрей Гаврилов — рок-дилетанту
Уважаемый рок-дилетант!
Такой сложный вопрос, как самобытность какого-то явления национальной культуры, в частности нашей рок-музыки, нельзя, мне кажется, рассматривать исключительно по состоянию на сегодня, на сию минуту. Уж тем более, если мы говорим о ее становлении, обычаях, традициях и т. п. Поэтому надо, очевидно, вспомнить, как же появилась и начала развиваться рок-музыка в нашей стране.
Эльдар Рязанов как-то заметил (не помню точных слов, но за смысл ручаюсь), что Госкино и наш кинопрокат не дают нам возможности познакомиться с лучшими работами величайших зарубежных кинематографистов: Чаплина, Феллини, Бергмана, Олтмена и других — заботясь, очевидно, о самобытности наших режиссеров. Эта горькая шутка вполне применима и к современной музыке. Когда человек вынужден изобретать велосипед лишь от невозможности узнать, что он (велосипед) уже существует, — это то, что я называю самобытностью вынужденной.
А ведь именно в такой обстановке начинали наши первые рок-группы. Практически полное отсутствие какой-либо информации в печати, по радио, не говоря уж о кино и телевидении. Бешеные цены на пластинки у спекулянтов (о лицензионных дисках тогда и не мечтали), полная недоступность зарубежных музыкальных изданий… Что же оставалось делать, как не копировать — слово в слово и нота в ноту — то немногое, что все-таки попадало в руки? Правда, слово в слово не очень получалось — язык-то неродной, а уж нота в ноту — и подавно: музыкальный материал непривычный, да и на дешевых инструментах и зачастую самодельной аппаратуре не воспроизведешь все те эффекты, которые уже в то время были в распоряжении западных студий звукозаписи. Но — пытались. И, знаете, не так уж плохо получалось! (Хотя, может быть, во мне говорят ностальгические воспоминания.) Шел совершенно естественный и абсолютно необходимый процесс набора опыта, мастерства, профессионализма, если хотите. И то, что даже свои собственные песни музыканты сочиняли по-английски, тоже неудивительно, ведь и по сей день тексты остаются в нашем роке самым слабым местом, а уж тогда, более двадцати лет назад, — и подавно.
Позволю себе отступление от хронологии. Конечно, любым слушателям небезразлично, о чем же поет певец. Поэтому, несмотря на международную популярность англоязычной эстрады, в каждой стране есть свои кумиры, поющие на своем языке. Но, как правило, их страной известность и ограничивается (существующие исключения лишь подтверждают это правило). Как тут не вспомнить АББУ, Челентано, Удо Юргенса, Азнавура, запевших для выхода на международную сцену по-английски? А с другой стороны — пример группы МАГМА, может быть, по сей день наиболее интересного французского ансамбля, который не захотел петь по-английски, а традиция франкоязычного рока тогда еще не сложилась, и музыканты изобрели вообще новый язык — «кобайский» — и записали на нем несколько пластинок, тем более что песни их были посвящены почти исключительно научно-фантастической тематике.
Кстати, иногда английский язык — в устах неанглоязычного исполнителя — может стать дополнительным изобразительным средством. На пластинке эстонской группы РУЯ, выпущенной несколько лет назад фирмой «Мелодия», Урмас Алендер поет свою песню «Мистеру Леннону», посвященную памяти замечательного музыканта, по-английски. И ни у русской, ни у эстонской аудитории это не вызывает удивления или возражения. Песня неожиданно приобретает дополнительную трагическую окраску. Я не знаю, что именно пел по-английски Б. Андреев, когда Вы его слышали в Ленинградском рок-клубе.