Рошамбо налил себе целый бокал чего-то покрепче.
– Без сомнения.
– Генерал, моё замужество… Форнье не ровня Эскарлеттам, они гораздо ниже, чем Рошамбо!
Его кивок подтвердил самоочевидность этого.
– Я принимаю предложение Александра. Но он такой… неискушённый.
– Александр…
– Нам нужны паспорта. После возвращения во Францию мы с Александром найдём свою судьбу!
– Мадам, я выдаю паспорта только старым и уродливым.
– Генерал, вы очень, очень любезны!
– А как же капитан Форнье?
– Мой муж принимает то, что не в силах изменить.
– Очень хорошо. Как вы, должно быть, слышали, мой племянник приставлен сопровождать депеши в Париж. Майору Бриссо нужен помощник. Вас это устроит, мадам?
Соланж захлопала в ладоши так рьяно, что генерал вздрогнул:
– Не так громко, мадам…
Он опорожнил бокал одним глотком и крякнул.
– Простите меня, генерал. Александр безмерно уважает вас, и грязная клевета причиняет ему такие муки! Если моё публичное унижение опровергло эти лживые домыслы, я удовлетворена.
Рошамбо потёр виски и посмотрел на неё воспалёнными глазами:
– Вам это удалось, мадам. Как вы отважились на такое?
– Генерал, не понимаю, о чём вы?
– Конечно же, понимаете, мадам.
Он опять потер виски.
– Я считал вас… обычной. А теперь жалею, что не успел узнать получше. И теперь остаётся лишь утешать себя, представляя, что вы с Александром «предназначены друг для друга».
– Генерал, вы смеётесь надо мной?
Он отвесил низкий поклон:
– Милая, милая миссис Форнье, на это я бы не осмелился.
Три ночи спустя поднявшийся резкий ветер заставил британскую эскадру закладывать крутые галсы, чтобы удержать свои позиции. Несмотря на заверения капитана Колдуэлла, что он предупредит Соланж о готовности к отплытию, Соланж с семьёй погрузились немедленно. Чтобы избежать «прискорбной» ошибки. Когда майор Бриссо, подправив свою репутацию, покинет Сан-Доминго, супруги Форнье отбудут вместе с ним. Все их пожитки уместились в одну-единственную дорожную сумку, синий с золотом чайный сервиз завернули в мягкую ткань. Драгоценности, несколько золотых луидоров и заряженный четырехствольный револьвер поместились в ридикюль Соланж. Наиболее же ценные, брачное соглашение и аккредитив, она подшила в юбку Руфи.
К утру британские суда отнесло в открытое море, и горизонт очистился от их парусов, но майор Бриссо прибыл на борт лишь к десяти часам. Солдаты подняли на борт тяжёлые сундуки генерала, после чего началась перекличка, в результате которой выявили двух дезертиров, прятавшихся в укрытиях, которые пытались уехать тайком. Капитан Колдуэлл был встревожен поздним отплытием; американские суда официально находились под защитой нейтралитета, но если они перевозили французские трофеи, то считались вполне законной добычей.
Было свежо и солнечно, воздух сиял бриллиантовой чистотой. Майор Бриссо, стоя рядом с капитаном Колдуэллом, вздрогнул, когда с пристани прогремело два выстрела.
– Боже милостивый, – пробормотал он.
Капитан отдал приказ старшему матросу поднять ещё паруса, после чего повернулся к ценному пассажиру:
– Отличный день, месье. Прекрасный. Если ветер не переменится, мы быстро домчимся.
Александр грустно улыбнулся:
– Прощай, Сан-Доминго, проклятый остров. Твои жрецы вуду прокляли нас. Всех нас.
Капитан хмыкнул:
– Я христианин, сэр.
– Да. Они тоже.
Когда остров нырнул за линию горизонта, ещё долго виднелась струйка дыма, подымавшаяся над плантацией или над городком, а может быть, над перекрёстком, где схлестнувшись, теперь сражались и умирали люди.
Александр пожал плечами:
– Эти чернокожие… Обожают нас и в то же время ненавидят. Никогда этого не пойму…
– Всё это осталось позади.
– Я слишком многое там оставил.
Капитан Колдуэлл улыбнулся:
– Вы оставили меньше, чем думаете. Вы проверяли свою каюту?
– Сэр?
Зайдя в каюту, Александр остановился как громом поражённый, обнаружив там маленькую девочку, которая накрывала стол к завтраку мужчине, которого он где-то когда-то встречал, и женщине, которую помнил чересчур живо.
– Мадам!
– Ах, Огюстен, взгляни! Это мой любовник, Александр. Правда красивый?
Муж опустил вилку и спокойно оглядел своего противника.
– Добрый день, майор Бриссо.
– Александр, – сказала Соланж, – у вашего дяди весьма своеобразное представление о том, кого позволено или не позволено любить. Моя выходка спасла вас и вернула вам – и вашей семье – доброе имя.
У майора от возмущения слова застряли в горле. Почему, почему мадам Форнье позволяет себе вмешиваться в его дела?