Путешествие с Даниилом Андреевым. Книга о поэте-вестнике

6 ЖЕРЕНСКИЕ ОЗЕРА

Озёра умирают трудно,
зелёноокий пряча взгляд.
Одни лягушки изумрудно,
из ряски вынырнув, глядят.
И неприступен берег топкий —
рогоз, ивняк. И тишина.
Сквозь облака под рябью знобкой
просвечивает желтизна.
Мостки, притопленные лодки.
И промельк уток вдалеке.
И взгляд застыл зелёно — кроткий
на нежно спущенном курке.

7

Тихо — тихо иссякают реки.
Улетают птицы в никуда.
И как толпы, хлынувшие к Мекке,
даль растаптывают города.
Слепо даже и благоговенье.
Даже нежность, рвущая цветы!
Потому так грозно Откровенье
ангелов, трубящих с высоты.
И звезда — полынь уже упала,
и Неруссы воды чуть горчат,
и озёр поросшие зерцала
за осокой опускают взгляд.

8 УРОЧИЩЕ РУМ

Затихли птицы. Всё пропето.
Не всё! Тут иволга права.
Стог на закате фиолетов,
в тени прохладна синева.
И за осокой перед нами,
в озёрном сумраке зеркал
мир облаков цветными снами
над Румом гаснущим всплывал.

Июль 1997

ПЛАВАНЬЕ К НЕБЕСНОМУ КРЕМЛЮ АЛЛЫ АЛЕКСАНДРОВНЫ АНДРЕЕВОЙ

В православной литургии есть ектенья, начинающаяся так: «О плавающих, недугующих; о вдовицах и сиротах; о в пленении сущих, в судах истязуемых…».

Эти слова, каждое, о них — о поэте Данииле Андрееве и его вдове. В их судьбе все это было. Дороги, смертельные болезни, неправый суд, тюрьма, сиротство и вдовство. Все то, что досталось на нашем веку многим и многим, чье плаванье совершалось меж островов известного архипелага. Моление это о них. Так я думаю.

О своей жизни Алла Александровна Андреева рассказала в книге «Плаванье к Небесной России». «Плаванье к Небесному Кремлю» — название поэмы, которую Даниил Андреев написать не успел.

Книга похожа и не похожа на «вдовьи» мемуары. В них нет ни частой в таких мемуарах (иногда увлекательных) болезненно — мелочной сосредоточенности на своей роли в жизни поэта, ни ядовито — кокетливого, с поджатием сухих губ, сведения женских счетов. Ее интонация почти безоглядной исповеди искренна, то по — детски простодушна, то возвышенна, но без выспренности.

Это рассказ о прожитом, темпераментный, иногда безоглядно резкий — таков характер — и артистичный. А Даниил Андреев — и есть ее жизнь, судьба, главное в ней.

В сущности, их совместная жизнь была недолгой — несколько лет тревожного счастья, страшное десятилетие разлуки. Познакомились в 37–м, поженились в 45–м, в апреле 47–го арестованы. После освобождения Даниил Андреев прожил 23 месяца. Это были месяцы бездомности, смертельной болезни, больничной тоски, послетюремного мучительно — хлопотливого обустройства и беспрестанной работы над чудом вырученными из застенка рукописями. Но это жизнь поэта, в которой все приобретает иное значение, другим становится само время. И это жизнь, превращающаяся в житие.

А их переписка — письма из тюрьмы в лагерь, из лагеря в тюрьму, роман о любви и роке пятидесятых?

А многолетняя, полная драматических перипетий жизнь Аллы Александровны с рукописями и именем Даниила Андреева, с «Розой Мира» и «Навной», «Железной мистерией» и «Рухом»? Все это поэт знал наперед:

Нудный примус грохочет,
Обессмыслив из кухни весь дом:
Злая нежить хохочет
Над заветным и странным трудом.
Если нужно — под поезд
Ты рванешься, как ангел, за ним;
Ты умрешь, успокоясь,
Когда буду читаем и чтим…

Еще до их встречи у них было общее.

Общее счастливое детство («младенчество было счастливым…» — писал Даниил Андреев). У нее в Кривоколенном переулке, потом на Плющихе в семье отца, доктора Бружеса. У него в Малом Левшинском, рядом с домом, где когда‑то жили Аксаковы, в семье доктора Доброва. Потому, несмотря на почти десятилетнюю разницу в возрасте, говоря о себе, она что‑то видит его глазами, а о его детстве рассказывает, как о собственном.