Когда мы нашли ребенка на исходе целого дня ходьбы, наступила ночь, он лежал в обмороке на песке цвета слюды, его тело, оставленное лихорадкой, было покрыто уже созревшим, цвета свернувшейся крови телом девочки, которая сразу же убежала.
Когда мы принесли его в лагерь, ребенок ничего больше не помнил. Прежде чем лечь, он играл, снимая, счищая с себя всю сгоревшую кожу, чтобы положить ее мне в рот, он сказал, смеясь: «Это должно доставить тебе удовольствие, правда?»
Пятница, 2 апреля
Конец дневника, написанного до срока. Завтра отъезд. У меня больше нет желания уезжать. Последний ужин с Т., он говорит мне, что все это предприятие уже запылилось, оно словно набитое соломой чучело. Он жалеет, что наши с ним путешествия проходят плохо, и что я не выступил против него смело, а придумал такую уловку, чтобы от него удалиться.
Из-за того, что я две недели работал только для самого себя, не написал ни одной статьи, оказывается, мой счет почти пуст; моя работа почти завершена, и вот новый страх: страх нужды в реальности, который точно так же связан с нуждой в деньгах. Две недели я прожил, полностью позабыв о них, расточительным образом, и вот смотрю на корешок моей чековой книжки и догадываюсь, что после путешествия у меня почти не останется денег на жизнь. Нехватка реальности (статьи представляют собой принципиальную форму реальности, потому что они - единственное, что подтверждается деньгами) - угроза рассудку. И я боюсь дальше погружаться в письмо, словно в безумие, в нищету.
Суббота, 3 апреля
Последние записи перед отъездом. Лихорадка дурных предчувствий. В книжном магазине карты Марокко закончились, типографские работники не хотят больше импровизировать из-за неустойчивости границ; война заставляет границы двигаться, и пустыня отдаляется, карты устарели. Книги ветеранов, «Кубла Хан» Сэмюэля Тейлора Кольриджа, «Лалла Рук» Томаса Мура, «Эотен» Кинглейка, давно раскуплены (тщеславный вопрос: ждет ли меня та же участь, что и моих предшественников?). П. по телефону указывает мне возможные маршруты: дорога к юго-востоку от Агадира до Тафраута, потом небольшая долина Амельн, деревни которой держатся на краях гор; дорога из Урзазата до Загоры, двадцать километров по тропе до верблюжьих рынков; или еще дорога от Марракеша до Таруданта, отель «Золотая газель», в саду которого живет белый слон. Но я уже знаю, что, когда мы войдем в сад «Золотой газели», белого слона там не будет, он давно исчах...
II
«У этих событий есть декорации: некие пейзажи, некие движения посреди пейзажа, по которому я иду, или бегу, или иногда летаю. Я представляю, как выхожу из комнаты в сумерки, я должен пройти расстояние, отделяющее меня от нашего семейного дома или от места, где буду ужинать. Я выхожу всегда оттуда, где был защищен, и устремляюсь к чему-то иному. Я перехожу из очень личного, интимного пространства в пространство общее. В это время меня охватывает, заполняет со всех сторон пейзаж, и я вдруг ощущаю сумерки, порывы ветра.
С какого-то момента ты не можешь сохранять тесную связь с детством, не став эгоистом. Спасти от остановки во времени, от полного замыкания на себе, оцепенения интересов, может одно безумие; безумие не разрушающее, безумие не низменности, а возвышенности; вместо концентрации - экстраполяция. Как если бы в условленный час нужно было бы искать детство не позади, а впереди себя».
Беседа с Бернаром Фоконом («Монд» от 14 января 1981 г.)
Суббота, 3 апреля.
Такси: я в одиночестве. Предпочел присоединиться к ним в аэропорту. Но у меня уже плохое предчувствие: нужно будет побороться, дабы не впасть в уныние. Шофер предсказывает мне грабежи и превозносит красоту арабских женщин.
Аэропорт: приехал раньше. Плечо начинает болеть из-за сумки, тактики совращения заставили меня набить ее доверху, боюсь, что она порвется. Толпа, на полу мусор: забастовка уборщиков, школьные каникулы, массовые отъезды. Чтоб избежать ужасов, нужно сосредоточиться.
Телефонные кабины: попытка. Я не мог поговорить с Т. до отъезда, и мне вдруг хочется ему позвонить, чтобы сказать несколько глупых слов любви, так как мы никогда не позволяем себе говорить об этом. Но у меня нет мелочи: я опускаю пять франков в аппарат, Т. нет дома, мне не удается забрать монету, я раню руку.