Стоит мне у края бассейна взглянуть на другого ребенка (этого зовут Алексис, он в красных плавках, худой и высокий), и сразу же ревнивый ребенок бежит ко мне, чтобы снова поработить мой взгляд.
«Венсан, если ты не откажешься от того языка, который соединил нас тем вечером, я нареку тебя своим единственным сыном, и убором для твоего коронования будет то розовое платье с воланами, что я отыскал для тебя на базаре».
Блокнот на этом этапе наших отношений стал предметом видимым, беспрестанно доставаемым, вставшим меж нами, таинственным, моим единственным способом выживания, и вам теперь нужно заставить его исчезнуть, уничтожить его. Сильнее прежнего прижимается этот блокнот к моей коже.
Ребенок хочет бросить на ветер птицу, которую он сплел из пальмового листа и обещал мне, я не мешаю ему, я смотрю на него с безразличием.
Белый треугольник указывает на скотобойню. Какое-то время в своей лавке мясник находится рядом со зверем, обернутым в тряпки, зверем, которого он любил, в чрево которого текло его наслаждение.
Неделя без оргазма.
Вместе с нашим двухметровым гидом, носящим черный галстук, который заставляет его потеть, собираемся искать снег.
Просвеченная насквозь цветными лучами, словно призма, пронзенная диагоналями машина едет сквозь воды, земли, бурные потоки, из плодоносной зелени в безупречную белизну Аглаглы, к меткам, оставленным душегубами, прячущимися в душе, продавцами потухшего пламени.
Новое плавное схождение в жару заката к королевскому городу, к его саду тысячи белых павлинов.
Сегодня цирк «Текила» не давал представления. Поэтому мы берем напрокат коляску, старые лошади больше не скачут рысью, древний погонщик вдоль небольших пустошей вторит передвижениям короля.
Четверг, 8 апреля
Однако мне кажется, что путешествие уже завершилось, и скоро закончится мой блокнот, это, может быть, и есть моя настоящая плата. Сегодня уезжаем в Могадор.
Зловещие знаки на дороге в Шишаву: маленький черный козленок, которого рубят на куски яростные руки двух мужчин.
В машине, в которой мы печемся, несмотря на устремляющийся на нас ветер, взрослый уснул, следом за ним уснул и милый ребенок. Целомудренный ребенок ведет машину и снова держит в руках мою жизнь, и нить нашего сознания в тишине пейзажа похожа разговор.
Ребенок струит из своего рта в мой отраву, потом воду, она ее разбавляет и отпускает его грехи.
Иногда я смотрю на ребенка и больше не нахожу его красоты, я боюсь, что красота была всего лишь добавлена моим взглядом.
Пятница, 9 апреля
Краткое счастье вчера вечером, пока мы прогуливались по гавани, меж высокими, собранными и подвешенными, чиненными и новыми тралами, сиреневыми сетями, продавцами соли, крупицами дымящегося льда, приканчивающими омаров. С наступлением темноты мы по порядку располагаемся в шлюпке, ею правит мужчина в одежде, перепачканной кровью. Желтый диск солнца висит в сверкающих полосах, поглощаемых волнами. Мы пристаем к черному острову.
Позже, в лучах фар: неясные формы, проносящиеся меж дюн, опустившиеся на лапы жующие одногорбые верблюды, охраняемый неподвижными мужчинами тент, собака, гонящая быков. Тяжесть опиума, шум морского отлива, вдалеке еле различима крепость, курган, остов судна, потерпевшего кораблекрушение. Потеря сознания.
Ночь без сна, как выпадет жребий, в одной большой постели (родительская постель в спальне на четверых), рядом с ребенком. Его рука охраняет член, и малейшее движение моей руки заставляет напрячься все его тело, больше всего ранит меня его смех. Неприятное прикосновение жесткого одеяла в незастеленной постели (случай с соскальзываниями штанов, жертвами которого становимся Б. и я), нашествие тараканов.
Заклятие пробуждения, горланящее ночью из репродуктора, вопли скряг, казнимых на вершинах минаретов, скрежет виселиц.
Каждый вечер девственный ребенок прикрепляет, пытаясь уравновесить, к поднявшемуся члену все более и более тяжелые пачки бумаг. Их невозможно прочитать, в них нет никакой похабщины, на них вообще ничего не пропечатано, они были отмерены по миллиграммам веса абсолютно чистой бумаги. Кипы хранятся в особом футляре. Они могут дополнять друг друга, дабы увеличивать нагрузку, что будет сопротивляться эрекции. Ребенок говорит: «Когда я смогу носить Библию, я смогу заниматься любовью». Я бы хотел, чтобы однажды он нес на вставшем члене эту книгу раскрытой.