Огромные размеры Йосемитского национального парка бросались в глаза при первом же взгляде на карту. Казалось, эта гористая, заросшая лесами местность куда больше любой из бельгийских провинций. И разыскать кого-то в назначенном месте этого парка — задачка не из легких. Согласно указаниям Жоржа, мы должны были въехать в парк через западный вход, Big Oak flat entrance[45]. Оттуда недалеко до Hodgdon Meadow[46], где находится их стоянка. Путь к ней укажут стрелки. Там они и будут нас ждать.
Жорж был заядлым спортсменом: зимой — горные лыжи, летом — альпинизм, а теннис круглый год. И в каждом виде спорта он достигал безупречного владения техникой. На теннисном корте его «свечи» приводили противника в отчаяние, на горных трассах он не знал себе равных в слаломе. Люди из окружения Жоржа давно уже не надеялись его превзойти. Жюли боялась, что он и нас потащит в свои опасные походы. «Во всяком случае, на меня не рассчитывай! — предупредила она. — Я с Жоржем ни в какие горы не пойду». И напомнила мне, что нужно соблюдать осторожность, главным образом в отношении Люка: он уже получил свою долю бурных переживаний. Проштудировав путеводитель, Жюли сообщила мне, что в Йосемитском национальном парке полно медведей, «отнюдь не таких добродушных, как диснеевские медвежата». Туристам рекомендовалось не оставлять никаких продуктов возле стоянок, особенно на ночь, ибо прожорливость здешних медведей уже вошла в поговорку. Также им советовали приобрести bear cans — герметические контейнеры для пищи, открывавшиеся только с помощью отвертки, на что даже очень голодный медведь никак не способен. Вообще наш путеводитель по США изобиловал всевозможными советами и предостережениями, большинство из которых относилось к животным.
Ходждонский луг, скрытый от глаз пышными кронами сосен, оказался на холме, над долиной реки Мерсед. Надин и Жорж устроили стоянку на лесной опушке. Надин сидела и чистила овощи, как вдруг увидела нас. Я до сих пор помню ее изумленный, недоверчивый взгляд. Миг спустя она вскочила, молча подбежала к нам и бросилась в объятия Жюли, а потом и в мои. «Не может быть, не может быть!» — твердила она со слезами на глазах, схватив на руки нашего Люка, очаровашку Люка, которого никогда еще не видела. Затем подозвала двух своих дочек, игравших неподалеку, и велела им поздороваться. Шестилетняя Жюстина не забыла нас. А четырехлетняя Мари совсем ничего не помнила, даже наше прощание в аэропорту Завентам, где мы два года назад провожали их в Америку. Девочки тут же завладели Люком и потащили его к трейлеру.
Как раз в этот момент перед нами и предстал Жорж в тренировочном костюме, весь в поту. Он только что совершил десятикилометровый забег, который пролегал, как мы могли заметить, отнюдь не по равнине. «Здесь такой рельеф, что только держись! — объявил он, еще не успев отдышаться. — Перепады от шестисот метров до трех тысяч девятисот шестидесяти. Но мы не жалуемся!» — заключил он, простирая руки к горам и долинам вокруг нас. Местность и в самом деле отличалась такой красотой, что просто дух захватывало. Он обнял нас, сердечно, но без лишних эмоций и без особого удивления от встречи здесь, в самом сердце Сьерры-Невады, хотя последний раз мы виделись на плоской бельгийской земле, в восьми или десяти тысячах километров отсюда. Главной чертой Жоржа была сдержанность во всем, включая собственные чувства. Всякий феномен имел для него свое логическое объяснение. Таким образом, наш неожиданный приезд в горы тоже был не случаен, а явился конечным звеном в цепи организованных событий, как-то: путешествие по Америке, в частности, по Калифорнии, а затем прибытие на место, указанное в записке, оставленной на двери их дома.
Словом, полная противоположность Надин, которая не переставала ахать, охать и восклицать: «Просто невероятно! Какое счастье! Глазам своим не верю!» Должен признаться, что в юности питал к ней нежные чувства, и было это в ту пору, когда мы оба учились в Школе политических наук. Я хорошо помню аудиторию, где мы сидели, золотистые волосы Надин, рассыпанные по красному свитеру, ее веселую болтовню с соседями перед началом лекции. Позже, когда мы уже были знакомы, у меня всякий раз слегка учащалось сердцебиение при встрече и разговоре с ней даже на самые банальные темы. Иногда я брал ее за руку или обнимал за плечи, но она не усматривала в этом никаких признаков любви. Мне же любовь казалась слишком бурным чувством, несоразмерным с ее мягкой, нежной натурой. Зато когда я встретил Жюли, все пошло совсем иначе: горизонтальное положение, сопровождаемое всякого рода неистовствами, очень скоро показалось нам единственным способом выразить нашу обоюдную страсть.