Однако на рассвете меня разбудил безжалостный толчок, едва не опрокинувший трейлер. Сперва мне почудилось, что я просто вижу страшный сон о морском урагане, но тут у меня над головой завопил Люк. Может, я плохо закрепил ручник или же нас по какой-то непонятной причине поднимает в воздух эвакуатор? Сидя на постели, я пытался собраться с мыслями, как вдруг в переднем стекле появилось жуткое видение — морда огромного гризли. Он стоял на задних лапах, опираясь передними на запасное колесо, вертикально закрепленное на капоте машины. Первым делом я крикнул Люку, чтобы он держался покрепче. Однако мои крики, перебиваемые воплями Люка, ничуть не встревожили медведя: казалось, он твердо решил обследовать наше жилище на колесах в поисках какой-нибудь пищи. Следующим рефлективным движением (все произошло мгновенно) я кинулся на водительское место и, оказавшись нос к носу со зверем, начал громко сигналить; это не отпугнуло гризли, зато разбудило весь лагерь. И тогда один из туристов, хладнокровный и знавший, как вести себя в подобной ситуации, запрыгнул в свою машину и стал надвигаться на медведя. Этого было достаточно, чтобы тот покинул свой наблюдательный пост. Я схватил Люка на руки, и мы еще успели увидеть, как гризли вразвалку уходит туда, откуда пришел, в чащу леса. «Испугался, Люк? — спросил я, утирая ему слезы. — Ух, как мы с тобой испугались, правда?» Думаю, медведя привлек на стоянку запах остатков нашей трапезы — горелой картофельной кожуры, брошенной возле кострища. Во всяком случае, он разрыл и тщательно обследовал угли и золу.
Я так переволновался, что лишь через несколько минут заметил, что прошел снегопад. Земля была скрыта под белым покровом. «Гляди, Люк, это снег!» Я скатал снежок и положил ему в руку. Не знаю, что он испытал при первом контакте с этим неизвестным веществом, почувствовал его рыхлость или его холод. Но поскольку он давно привык кидать в воду камешки, то и снежок забросил так далеко, как только смог.
И уж, конечно, никакому бродяге-гризли не удалось бы отвадить нас от прогулки. Надев теплые ботинки, мы пошли бродить по берегу озера. Сухой морозец пощипывал лицо. Изо рта вырывались облачка пара. Под ногами поскрипывал снег. Из-за горы выглянуло солнце, вернув озеру его вчерашнюю царственную голубизну. Мы повстречали человека на снегоступах и группу вспотевших лыжников, которые скользили по снегу, отталкиваясь от него длинными палками. Не хватало только саней с собачьей упряжкой, чтобы Люк ознакомился со всеми традиционными средствами передвижения по снегу. Среди этих лыжников я заметил беременную женщину. Я горько подумал: а вот Жюли уже не беременна. И теперь она сидит в голубом экспрессе, который увозит ее от нас.
Незадолго до полудня мы собрались и поехали дальше, с опозданием на несколько часов по сравнению с запланированным расписанием. Машина шла так весело, словно ее, как и нас, взбодрил горный воздух. Она отважно преодолевала самые крутые склоны Скалистых гор.
Третью ночь мы с Люком провели на границе провинции Саскачеван. Здешний пейзаж не имел ничего общего со вчерашним. Куда только подевались заснеженные горы и бурные потоки?! Все было плоским, унылым и плоским.
Саскачеван — это индейское слово, означающее «река, которая течет быстро». Провинция и в самом деле получила свое название от реки, текущей к северу и омывающей город Саскатун. Но пока перед нами расстилалась, сколько хватало глаза, одна только пустынная зеленая равнина. Если бы не трава, колыхавшаяся под ветром, все здесь казалось бы безнадежно застывшим. В дороге нам часто попадались озера, но они были лишены всякой растительности и потому выглядели простыми водохранилищами и ничем не оживляли скучный ландшафт. Словом, вся эта местность вызывала лишь одно желание — прибавить скорость.
Ничего нового мы не увидели и под небом Манитобы. Интересно, чем могли заниматься в здешних местах индейцы до того, как их отсюда изгнали? Никаких руин, никаких остатков укреплений — ничто не указывало на их вековое пребывание ни в Манитобе, ни и в Саскачеване.
Проезжая через Виннипег, мы сделали остановку на вокзале и выяснили, что поезд Жюли давным-давно ушел. В настоящее время он, наверное, уже недалеко от Монреаля. Скоро Жюли выйдет из него, и на перроне ее встретит Полина, наша близкая знакомая.
Когда мы пересекли границу Онтарио, пейзаж снова заиграл красками. Пятую ночь мы провели в парке Сиу-Нарроус, в местности, покинутой индейцами-сиу целую вечность назад; мы устроили привал на берегу озера, усеянного островками, тянувшегося вдоль границы с Соединенными Штатами. Там я купил удочку и, запретив Люку швырять камешки в воду, чтобы не распугивать рыбу, забросил ее подальше в озеро, не спуская глаз с поплавка. Люк с большим интересом следил за моими действиями, полагая, вероятно, рыбную ловлю одним из вариантов его любимого развлечения. Наконец, у меня клюнуло, и когда я после нескольких неудачных попыток вытащил рыбу на берег, то увидел, что Люк оцепенел от ужаса. Вид рыбы, бьющейся на песке, пока я с неловкостью начинающего пытался вырвать крючок из ее окровавленного рта, привел его в полное смятение: впервые он присутствовал при медленной агонии живого существа, одного из самых древних на земле, как он узнает несколькими годами позже. Тем не менее рыба, зажаренная на огне вместе с двумя другими, которых мне удалось выловить (кажется, это были самые обыкновенные окуньки) отличалась восхитительной свежестью и внесла приятное разнообразие в наше меню, состоявшее, как правило, из рыбных котлет, которые я покупал, когда у нас кончались съестные припасы. Люку и раньше случалось наблюдать этот переход от жизни к смерти, на примере с муравьями, мухами или комарами. Но смерть рыбы прямо на его глазах выглядела для него истинной трагедией. Возможно, он даже сделал для себя страшное открытие, что и мясо, и овощи, составлявшие наш ежедневный рацион, также вели свою жизнь, до того как угодить на тарелку, активную жизнь, которой положила конец человеческая жестокость.