Через час Полина вернулась, сообщив, что маленький скандалист крепко спит. Мы уж было стали благословлять квебекскую песню за ее снотворное воздействие, но тут она призналась, что добавила капельку водки в бутылочку с водой Люка: помогает безотказно — испытано на ее собственных детях, которым это абсолютно не повредило. Я напомнил Полине, какая грандиозная дискуссия возникла у нас в Брюсселе по поводу «травки», которую она курила вместе со своей дочерью с профилактической целью, чтобы заранее отвадить ее от «тяжелых» наркотиков, — так она объяснила моим ужаснувшимся родителям.
Перед сном Полина и Джеральд еще раз повторили, что мы должны чувствовать себя здесь как у себя дома, тем более что их общественные обязанности не позволят уделять нам много времени.
Итак, мы провели несколько дней в Монреале — городе, который был вполне привлекательным, несмотря на забитые автотрассы в центре и башни из стекла и бетона, которые высились над старинными, сохранившимися каким-то чудом кварталами. Если бы не эти островки старины, где звучала греческая, португальская, итальянская, китайская, креольская и квебекская речь, его легко можно было бы принять за американский город, только с еще более напряженным ритмом жизни. Джеральд и Полина разрешили нам пользоваться их велосипедами, и мы разъезжали на них по бульвару Святого Лаврентия и по улицам Шербрук и Сент-Катрин. Люк сидел на багажнике за спиной Жюли, в каске, купленной на блошином рынке, и во все горло распевал Бозо Бесштанника… В общем, мы обследовали Монреаль в течение трех дней — пешком, на метро или на велосипедах, и он нравился нам все больше и больше.
Но в любом путешествии есть своя оборотная сторона: рано или поздно наступает момент, когда где-то внутри звучит сигнал к отправке, нечто вроде зова к другим краям, под другими небесами. Полина и Джеральд, очень полюбившие Люка, хотели развлечь его и потому советовали нам осмотреть район Тадусака, в месте слияния рек Сагеней и Святого Лаврентия: в это время года там собирались киты, чтобы откормиться и пополнить запасы жира на зиму. А в открытом море, в заливе Святого Лаврентия, стоило посетить острова Магдалены, где можно увидеть тюленей с их детенышами, которые подпускают к себе людей. Полина с упоением описывала нам эти острова с их особенным светом, песчаными пляжами и красными скалами.
Наше возбуждение росло по мере того, как мы приближались к Тадусаку. Подъехав к берегу, мы попросили одного из рыбаков взять нас на борт его баркаса. И вскоре увидели вдали, в водах Сагеней, огромные туши. Это были белые киты, белухи, как назвал их рыбак. Их мирные водные игры, тем не менее, поднимали волны, которые весьма ощутимо покачивали наше суденышко. Люк смотрел во все глаза на этих гигантов, затаив дыхание, указывая на них пальчиком и пряча лицо на груди Жюли всякий раз, как один из них шумно нырял в воду.
Мы с Жюли нечасто спорили между собой, согласовывая ход нашего путешествия, его маршруты и этапы, хотя каждый из нас исходил при этом из собственных убеждений. Но в тот вечер между нами разгорелась ожесточенная словесная схватка. Жюли чувствовала себя неважно, ей хотелось вернуться в Монреаль и отдохнуть несколько дней либо там, либо в Нью-Йорке, перед отъездом из Америки. Я же, сам не зная почему, твердо намеревался продолжить путь до устья реки Святого Лаврентия. Глупо уходить с полдороги, подобно уставшему альпинисту, который идет вниз, тогда как до вершины осталась пара десятков метров. Наташкуан — вот название, звучавшее гордо, как Ванкувер, вот крайняя восточная точка на карте Канады, на берегу океана, куда я стремился всей душой. Жюли упрекала меня в эгоизме, а главное, в том, что я никак не сочувствую ее состоянию. «Ты думаешь, от выкидыша можно так скоро оправиться?» — кричала она мне, заливаясь слезами. И поскольку я упорствовал, было решено, что она вернется в Монреаль на автобусе вместе с Люком.
Эта разлука длилась всего пять дней. Два из них заняла у меня дорога в Наташкуан. Мы попрощались, уже почти остыв от ссоры. Жюли просто еще раз попеняла мне на то, что звала «моими безумствами».