- Но как же мама и сестра? – эта мысль вернула ее к реальности – Я не могу их бросить в Москве.
- У нее есть мама и сестра, она думает о них, - вдруг прошелестели фоном удивленные голоса.
- Да, я нужна им здесь, особенно маме, - ответила Оля с вызовом неизвестным комментаторам, и вернулась в «Бага бар».
Оля протянула купюру обратно и вздохнула с сожалением. Ей очень захотелось почувствовать себя беззаботной любимой женщиной – в Москве она уже давно забыла, что это такое. А, может быть, и никогда не знала?
Оля вспомнила свой беззаботный нежный смех – нет, такого счастья она точно никогда не знала. В школе её женственность еще не раскрылась, в институте и на работе она всегда была зациклена на том, чтобы стать социально успешной. В её семье никто не пропагандировал ценностей женского счастья. Наоборот учили не доверять мужчинам и полагаться только на себя. Никогда Оля не знала себя такой милой и женственной, доброй и мягкой, любящей женщиной, за спиной сильного и заботливого мужчины.
Как же ей хотелось узнать себя такой! По материальной плотности реальности словно пробежала волна, и все вновь исчезло - Оля была вновь той, что беспечно радовалась жизни. У неё уже был ребенок, но радость жизни и её красота от этого не уменьшилась, а стали намного больше. Время от времени муж сообщал ей кодовые слова и места, и ей нужно было запомнить эту информацию на тот случай, если с ним что-нибудь случится.
- Что значит «что-нибудь случится»?
Посреди океана её беззаботности возник остров тревоги.
Оля этот момент не совсем поняла:
- Мы в опасности?
Перед ней как знак стоп на путях её мыслей возник желтый знак «Райффайзен банка». Этот знак ассоциировался у нее с Максимом, ведь именно там они останавливались, чтобы снять деньги с его карты. Этот желтый квадрат вселял уверенность и спокойствие, но у Оли там денег не было, а про финансовое состояние Максима она ничего не знала.
- Да, конечно, «Райффайзен банк» надежный, но сколько там осталось на твоем счету? - подумала Оля в сторону Максима.
Оля подозревала, что осталось там у него не так много. Знак из двух скрещенных конских голов на фоне желтого квадрата вновь возник, но на это раз Оля стояла на нем как на пьедестале. Желтый свет струился снизу вверх, одаряя ее ощущением финансовой защищенности.
- Конечно, конские головы защищали древних германцев от зла и несчастий, – подумала Оля, – но станут ли они надежной защитой для двух русских за границей без определенных доходов?
Вид квадрата внушал ей уверенность, но то же самое Оля не смогла бы сказать о видах деятельности Максима. Сможет ли она быть беззаботной, имея на руках ребенка, но не имея никого понятия о том, чем занимается её муж, какая сумма лежит на их счете в банке, и что ждёт их в будущем? Оля в этом сильно сомневалась. И что это еще за пароли и явки?
Она открыла вновь глаза. За их столом, напротив неё, сидела пара - невысокого роста белобрысый парень и крашеная в рыжий цвет худенькая девушка. Они только что подошли, и девушка, не стесняясь в упор, рассматривая Олю, сообщала, что она в своей жизни ещё не пробовала кислоту. Максим представил их как своих знакомых по Гоа.
Оле не понравилось, что Максим им рассказал, что она под действием кислоты. Парочка рассматривала её как экспонат в музее. Похоже, что про себя самого и Сашу, Максим им ничего такого не сообщил. Конечно это из-за того, что она больше выпадала из реальности, чем они сами, Максим рассказал своим знакомым, что Оля под кислотой, но всё же ей стало неприятно.
Максим и Саша были в более адекватном состоянии, чем сама Оля. Она сделала над собой усилие и постаралась сфокусировать внимание на них, и на разговоре за столом. Оля задала им несколько вежливых вопросов, показывая, что она нормальный человек, а не кислотный торчок. Поддерживать с ними беседу оказалось совсем не сложно, но очень скучно.
В ответ на её вежливые вопросы девушка начала говорить практически без остановки. Скоро Оля уже всё знала про них: и сколько времени они вместе, и что они пьют, и что они любят пить, и что они любят делать, и, что они пришли на вечеринку со свадьбы, и как все проходило, и сколько стоила прическа невесты, и много другого. Похоже было, что парочка была под МДМА – им не терпелось пообщаться. Когда они, наконец-то, ушли, Оля вздохнула с облегчением и выпила еще глоточек апельсинового сока.
Максим и Саша заговорили о музыке. Оказалось, что Саша время от времени работает как диджей, и они стали обсуждать разные музыкальные стили.
- А ты какую музыку любишь? - Максим повернулся к Оле.
- Я люблю разную музыку, но больше транс и хаус.
Максим, выяснив для себя вопрос о ее музыкальных предпочтениях, отвернулся к Саша и продолжил беседу. Оля осталась наедине с мыслями о музыке.
Она любила музыку, но разбиралась в ней не очень хорошо. Музыка приходила и уходила, иногда останавливая ее на полпути, заставляя прислушиваться к себе, иногда затрагивая сердце, иногда оставляя равнодушной, но она всегда была чем-то, что проходило мимо. В детстве музыкальные инструменты, которые она встречала в гостях, завораживали ее, она рассматривала их практически с религиозным чувством, но никому не приходило в голову, что можно отдать её учиться музыке.
Оля поняла, что музыка важная часть её жизни, и может быть это единственное дело, которым ей стоит заниматься. Почему же в своей жизни она редко находила время и место послушать музыку специально? Те же транс и хаус, которые, как она сказала, ей так нравились, она слушала только случайным образом, в основном, на вечеринках. И сегодня музыка проходила мимо - ведь что-то же должны были играть в этот вечер в «Бага баре»?
Как только Оля вспомнила о музыке, та проявилась. Словно кто-то переключил рубильник – Оля услышала мелодию. Женский очень красивый вокал пел на незнакомом языке о чем-то очень грустном. Неожиданно, Олю затянуло во что-то и понесло со страшной скоростью по чему-то темному и яростному.
Олю утянуло в водоворот - и не было возможности остановиться, не было ни секунды понять, что происходит. События сменяли друг друга, мелькали лица, тысячи разных лиц, и она была тоже тысячами. Она была теми, кто копошился как червь на полях, и теми, кто убивал в бою, и теми, кто отдавал приказы и теми, кто подчинялся. Оля ненавидела себя, а еще больше она ненавидела других. Оля знала лишь одну цель – выжить любой ценой. Рвать, метать, прокалывать, нападать, защищать, добывать, отстаивать, убивать, обманывать, – она делала всё, чтобы только жить!
Время проходило - секунда за секундой - в бешеной гонке жизни. Её «Я» было огромным и мерзким, жаждущим власти. Она не просто хотела жить. Теперь ей нужно было жить намного лучше, чем другие. Тех, кто ниже её по положению, Оля искренне презирала, а тех, кто выше боялась, и завидовала им. Внутри неё была темнота и вокруг нее темнота, все были такими же как она сама. Они ненавидели её так же, как и она ненавидела их, так что никому нельзя было доверять.
Ничего не было видно, но темнота вокруг была активной, полной борьбы и желания обладать. Но что-то там было еще, какая-то притихшая темнота, не так бешено несущаяся, не взывающая к битве, отличающаяся. Олина душа жаждала отдохнуть от бешеной круговерти, хотя бы секунду. Она больше не могла выносить это бесконечное бессмысленное вращение, яростное броуновское движение. Оле захотелось, если уж не остановить, то хотя бы замедлить ненавистное движение. Она приблизилась к участку пассивной темноты, и растворилась в ней.
И снова понеслась скоростными кругами жизнь. Но теперь Оля ничего не делала, и не пыталась делать. Жизнь за жизнью, ей только говорили, что нужно делать, а если она вдруг недостаточно хорошо понимала, ее жестоко били, иногда убивали. Она покорно со всем соглашалась, и совсем не понимала, что вокруг неё происходит и зачем. Даже смерть её не огорчала, ведь практически ко всему в жизни она оставалась безучастной. Думать ей было не нужно, и уходить из жизни ей было не жаль. Темнота вокруг неё была почти такой же безжизненной, как и темнота смерти.