– Сара, если ты сомневаешься, говори сейчас. После разговора с твоим отцом я не позволю тебе отступить.
Она глубоко вздохнула, но это не помогло ей успокоиться. На кону стояло будущее, безопасное будущее троих детей.
– Как вы сказали, слово за моим отцом. Если он согласится, я не передумаю.
В глазах Тарика снова мелькнуло удовлетворение.
– Это может занять много времени. Пожалуйста, будь как дома. Пользуйся всем, чем захочешь.
И он оставил ее томиться в неведении.
Больше часа Сара металась по комнате, мучаясь, переживая, нервничая, и, когда Тарик вернулся, уже чувствовала себя потрепанной тряпичной куклой. По выражению его лица она ничего не смогла понять, однако он явно излучал успех.
– Ну? – с вызовом спросила Сара.
– Полагаю, мы пришли к взаимопониманию. Твой отец будет и дальше тренировать моих лошадей. Он и твоя мачеха хотели бы поговорить с тобой. Если ты сейчас…
Дело сделано.
Действительно сделано.
Весь следующий год ее жизнь будет принадлежать Тарику аль-Хайме. Пусть он и не носит традиционную восточную одежду, но он – настоящий шейх, рожденный властвовать и диктовать свои условия, не сомневаясь в их неукоснительном исполнении.
Оставался один-единственный вопрос… чего он хочет от нее? Она с трепетом подумала, что скоро получит ответ.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Сидя рядом с Тариком на синем бархатном сиденье, Сара ясно представила, какой будет ее новая жизнь. Под рукой бар, телевизор, радиоприемник, телефон. Тонированные стекла ограждают ее от внешнего мира. Даже шофер, получив инструкции, как доехать до фермы Хиллардов в Уэрриби, отгородился стеклянной перегородкой.
Тарик господствовал и над этим маленьким пространством, и над ее мыслями, и над ее чувствами.
Ее взгляд, как магнитом, снова и снова притягивался к его смуглым рукам с длинными пальцами; изящные, они, несомненно, были сильными, способными поймать и удержать все, что захочется их хозяину. В этих руках сейчас будущее ее семьи.
По слабому аромату одеколона – в отеле она его не почувствовала – Сара попыталась определить характер мужчины. Аромат был нерезкий, едва уловимый, но тонкий и словно бы намекал на нечто первобытное, скрывающееся под современной одеждой.
Сара настороженно прислушивалась к каждому его движению, но, казалось, он обладал способностью застывать, как статуя, что заставляло ее еще острее ощущать собственную нервозность.
Тарик не дотрагивался до нее с того момента, как вовлек в эту авантюру. Да и зачем? Он ведь знал, что она связана с ним словом чести.
Разговор с отцом и мачехой вызвал в ней смешанные чувства. То, что Сьюзен бурно ее благодарила, еще можно было понять, но запинающаяся речь отца смутила Сару и разбередила глубоко запрятанные обиды, затронула чувства, о которых они никогда раньше не говорили, в которых не признавались. Был ли отец искренен или просто загнан в угол?
Сара не могла не вспомнить то Рождество в Ирландии, когда так много и откровенно рассказала Тарику, доброму незнакомцу, с которым никак не ожидала встретиться снова… и оказавшемуся опасно проницательным.
– Это вы велели отцу сказать мне то, что я от него услышала?
Ей было очень важно узнать, насколько велика роль Тарика в той последней мучительной сцене в отеле. Она почувствовала, что он повернулся к ней, и собрала все свои силы, чтобы выдержать его взгляд.
– Что ты услышала, Сара?
Его синие глаза внимательно смотрели на нее, отыскивая щели в ее поспешно возведенных укреплениях.
– Он сказал, что никогда больше не подведет меня.
– Ты думаешь, он не испытывал угрызений совести, отдав двенадцатилетнюю девочку взбалмошной матери?
– Это вы заставили его прочувствовать свою вину?
Тарик чуть пожал плечами.
– Я лишь объяснил ему, почему ты сочла возможным лично обратиться ко мне… рассказал о нашем старом знакомстве.
– Думаю, вы здорово на него надавили.
Ее обвинение совершенно не тронуло Тарика.
– Иногда бывает полезно указать человеку на последствия его решений. Хорошо отрезвляет.
Его глаза снова безжалостно сверкнули.
К тому времени, как Сара вошла в номер Питера Ларсена, ее отец точно протрезвел. Он выглядел изможденным после ночных возлияний, его глаза были красными, но он горячо благодарил ее за возможность оправдаться перед Тариком. Приняв условия шейха, какими бы они ни были, он вряд ли мог сказать что-нибудь другое, однако Сару больше взволновала вторая часть отцовской речи.