- Ну и задание, - недовольно пробурчал Змей. - Как в казарме. Глупо ждать, не двигаясь с места! Ты говорил о небольшой прогулке, а тупое ожидание вовсе забыл упомянуть, а ведь это в тысячу раз большая, отвратительная работа!
- Думается мне, ты рехнулся! Как ты можешь называть работой ленивое лежание? Хотел бы я всегда так работать, ха-ха-ха!
- А я - ни четверти часа, если бы не грела меня высшая надежда увидеть синего пса! - Тут он сам себе дал оплеуху.
- Похоже, тебе недостаёт самообладания.
- Твоя правда - но разве я уже видел синего пса? Пока не увижу его, я слаб. Но не воля тому виной, а мой скупой интеллект, который всё время забывает о моей цели...
- Не будем терять время, мне пора ехать домой. Иди -и чтобы ты не скучал, избалованный мой, возьми с собой мою трубку. Но в два тридцать прекрати курить, а то дым от трубки испугает преступников. Исполнишь всё как следует - будем гулять до вечера, есть, пить, веселиться, рассказывать истории про синих псов! Вперёд!
- Спасибо за трубку! - Вместе с трубкой он прихватил кисет и спички и медленно повернул на запад. На расстоянии ровно шести м-км он остановился, и труба без колебаний дала одобряющий сигнал.
- Всё-таки он надёжный парень! - удовлетворённо пробормотал король. - Если бы не его странное сумасшествие, он был бы безупречен. Но я наверняка смогу вылечить его ум. Если удастся излечить его, я придумаю какое-нибудь занятие для этого странного существа, когда захвачу весь мир. Может быть, сделаю его премьер-министром, или ректором магнификусом, или даже кардиналом.
Но вскоре ему стало ясно, что он перехвалил Змея. Его голова никак не могла занять правильное положение за деревьями, несмотря на все сигналы. Ещё дольше Змею понадобилось, чтобы вытянуть тело на восток. Драгоценный Змей словно не мог разобрать звуков трубы и ворочался так неловко, что казался невероятным тупицей.
Сначала король усматривал в его поступках каприз, потом зловредность, потом упрямство, потом позу и насмешку, и наконец бестолковость.
- Глупое животное! - возопил он, зная, что Змей его не услышит. - Как это возможно, как это возможно? Столько мудрости на устах, а при том шестилетний малыш поймёт, чего не в состоянии уразуметь это воплощение тупости, держащее себя за бога. Два сигнала! Значит, направо! Тьфу, так и знал, что поползёт налево! Уникальная безмозглость, скотина!
- Но и мудрость! - донёсся голос Змея, и король побледнел. - Хочешь спросить, читаю ли я мысли, крошка-король? Учёность, дорогой мой, это подлая низость. Только неуч может быть велик. Бог - это абсолютная тупость, с точки зрения ваших школьных учителей. Учёность, образованность это только приспособленчество, подверженность влияниям, подчинение. Величие же заключается в том, чтобы не поддаваться влияниям и полностью быть собой.
Наконец, Змей улёгся, как нужно. Король приказал самому преданному телохранителю ждать на западном склоне холма в каменной пещере и дать сигнал, когда король вернётся пополудни и подаст ему знак.
- Сделай всё, как нужно! - крикнул он Змею, хотя знал, что тот его не услышит.
- Не беспокойся, сир, всё, что должно случиться, случится, - тем не менее, раздался ответ. Чудовищный столп табачного дыма поднялся над лесом, как если бы там пылал большой город.
Король возвращался домой окружным путём, рассуждая, как бы заманить жену в Адские горы. Незадолго до полудня он добрался домой, дрожа от возбуждения.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В сопровождении двух преторианцев он вошёл в шатёр. Супруга, которая лежала в молочной ванне, не удостоила его и взглядом. Несколько минут он простоял перед ней, дрожа, прежде чем пробормотать, заикаясь:
- Могу ли спросить, о дражайшая спутница жизни, как ваше драгоценное самочувствие?
Молчание.
- Мне бесконечно жаль, что вчера я послужил причиной вашему обмороку. Если бы он повлёк за собой тяжёлые последствия - о! я бы этого не пережил.
Молчание.
Тихо и неподвижно, словно труп, покоилась королева, точнее говоря, королевина голова. Добрым казалось её чёрное, сморщенное муравьиное лицо, которое плыло по снежно-белому морю, словно отделившись от туловища...
- Грешен, каюсь, готов искупить. Неужели вы никогда теперь меня не простите, о милосердная? Вечно будете в обиде? И я уже никогда не увижу, как раскрывается улыбкой пунцовый бутон ваших уст?