- Это уже настоящий сумасшедший дом! - возопила королева» - Что за Бёлер? Что за прохвост? И какая такая глава? Это что, всего лишь роман, а я - всего-навсего персонаж в нём?
Она схватилась за голову и словно окаменела»
- Ух! Какой меня объял ужас» Мне вдруг примстилось, что я и всё вокруг действительно только роман, пустые выдумки и что вообще всё существование не более чем иллюзия, пустота, ничто, ничто! Господи, прости мне грешные мысли! Но это всё глупости»
Ты, спившийся разбойник с этим своим Змеем, ты пытаешься меня надуть?! Фуй, фуй! Но погоди, я тебе задам дома! Дома ждут скалка и сапожный рожок, ты понял? Пусть тебе прислуживают твои тупые вояки, мне ты не приказ! Я запрещаю тебе любой контакт с этим поганым Змеем, с гнусным Бёлером и с синим сучьим прохвостом! Постыдился бы, помазанец божий, вечно ты крутишься с голодранцами - писателишками, комедиантами, философами кислых щей - только не с благочестивыми угодниками божьими, только не с твоей милой супругой, евнух ты эдакий, кастрат, скопец!
И всё ещё изрыгая ярость, она ушла восвояси.
Король выдохнул. Цвет медленно вернулся в его посиневшие губы» Когда мегера отошла на безопасное расстояние, он вполголоса обратился к солдатам:
1 Здесь и далее курсивом выделены фрагменты, написанные Францем Бёлером.
- Не сомневаюсь, дорогие поданные, что эта сцена несказанно возвысила меня в ваших глазах* Настоящий мужчина всегда галантен и снисходителен к слабому полу, он сносит ругань, да что там - побои, и не оскорбляет своей супруги ни словечком в ответ* Я всегда обращался нежно с этой вонючей старой каргой, и никогда не забуду своей рыцарской чести и всегда буду говорить только хорошие слова об этой дряхлой ебливой гадине!
- Наш король светлее всех звёзд вселенной! - возопили солдаты* Но король вдруг вздрогнул всем телом. Он знал по опыту, что многочисленные шпионы Её Величества передадут ей сегодня же случайно вырвавшуюся у него брань - и его воображение отказалось рисовать картины возмездия.*.
Душераздирающий стон Змея вырвал его из размышлений.
- Всё изменилось! - воскликнул он. - С таким союзником мне ли бояться сапожного рожка этой языкастой коротышки? В крайнем случае, скажу Змею раздавить её сегодня же вечером!
Он повернулся к кружке с водой, чтобы сдобрить её ромом, как обещал. В два литра воды он налил пол-литра рома, бормоча себе под нос:
- Евнух, скопец... Прежде чем хоронить мою мужскую честь, примите во внимание, мадам: спичку, даже если она высшего сорта, не воспламенить об истёртый коробок, и даже самый меткий стрелок промажет, если винтовка крива, а уж если я откажусь есть на обед дерьмо, то кто назовёт меня плохим едоком? Позвольте при всём уважении заметить, Ваше Величество, что между вами и собственно дерьмом разница совсем невелика. Вы бы вполне могли привлечь мужчину, кабы ваши прелести могли сравниться с вашей мерзостью. Вы вот приписываете мне импотенцию, но ведь и плевательница, дыркой кверху, пройди я мимо неё без интереса, с тем же успехом могла бы заявить: ’Этот мужчина, конечно же, импотент, как иначе понять, что он в моём присутствии не онанирует?’ Да, Ваше Величество, я честно и откровенно говорю вам прямо в глаза, по мне так тля капустная симпатичней, чем ваша августейшая вонь! Клянусь Дионисием! Чтоб от одной маленькой самочки столько вони! Саму-то простым глазом не заметишь, а вони, как от гнилой поганки в укромном углу! Если величественность заключается в способности вонять, то вы уж точно королева королев! Все способности покинули вас с возрастом, одна только вот эта специальная способность осталась вам присуща, у вас настоящий талант вонять! Творожистый слой толщиной в руку покрывает панцирем цвета самой невинности ваши три близко посаженные дыры, панцирем, которого не пробить даже тому, кто не испытывает и тени отвращения...
К счастью, деморализованный монарх, наконец, кончил готовить смесь для Змея. Одним глотком он осушил флягу рома, которая всегда покоилась у него в кармане, и ему тут же поднесли новую. Дерзкая мысль посетила его: а что, если он сам задаст корм своему дракону?! Но ему не хватало отваги, он медлил... И тут снова раздался стон, такой жалостливый, такой молящий, что король тут же решился. «Чего ж бояться умирающей твари», - сказал он себе, взял под мышку кроликов и кружку и отправился в устрашающее путешествие. При виде такого мужества вся его рать замерла в изумлении и восхищении, словно превратившись в мраморные статуи. Да и как же иначе!
Остановившись на расстоянии пальца у пасти питона, повелитель заговорил властным голосом: