сумерках казались серыми, в лучах этого света вспыхивали радост-
ными серебристыми огоньками, прежде чем опуститься на землю.
Домик этот при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж
маленьким, из крепких бревен с тесовой крышей. Из каменной
трубы вился легкий дымок. Гершль взошел на крыльцо, снял
шапку и смахнул ею снег со своих сапог. Сергей последовал его
примеру, а Гершль тем временем стал громко стучать в крепкую
дубовую дверь.
Гостей радушно приветствовали. Умывшись и отогревшись,
Гершль и Сергей заняли свои места за семейным столом — это
была первая на Сергеевой памяти настоящая семейная трапеза.
Хозяйка стала подавать еду на стол. Сергей исподтишка
поглядывал на хозяев дома. Мать, Сара, была маленькой
худощавой женщиной с темными каштановыми волосами, едва
выглядывавшими из-под белого платка, завязанного под
подбородком. Авраам, высокий худощавый мальчик лет
двенадцати, вел себя сдержанно, но дружелюбно. Лия, милая
пятилетняя девочка с густыми медными волосами и застенчивой
улыбкой, тоже поглядывала на Сергея.
А Сергей в этот миг словно впитывал в себя все, что окружало его
в этом уютном и опрятном жилище. Он чувствовал себя таким
неуклюжим рядом с Авраамом с его курточкой и аккуратными
брючками, и Лией, одетой, как мать, в темное платье и с волосами,
подвязанными косынкой.
Их отец, Беньямин Абрамович, тем временем обратился к своему
маленькому гостю:
—
Знай же, дорогой Сережа, когда приходит наша Суббота, мы
откладываем все наши повседневные дела и заботы и посвящаем
это время литературе, поэзии и музыке. Этот день служит нам
напоминанием, что мы не рабы, чтобы вечно работать. В Субботу
мы свободны от мира.
Сара зажгла на столе две свечи и прочитала молитву
благословения. Затем Беньямин прочитал молитву над вином и
предложил Гершлю произнести молитву над двумя хлебами,
скрученными наподобие веревки, которые они называли «хала».
Сергей же в изумлении смотрел на все те кушанья, что Сара
выставила на стол: густая ячменная похлебка, рубленые крутые
яйца, аппетитный свекольный салат, сахарные коржи, нарезанные
свежие фрукты, картофельные зразы, рис и медовик с печеными
яблоками на десерт.
Все с аппетитом набросились на еду, только Сара продолжала
смущенно хлопотать:
—
Ах, в такую погоду годилось бы встречать гостей горячим
бульоном с курочкой... вот только курочка, сами знаете...
Вот, значит, что такое мать, думал тем временем Сергей, не отводя
от нее взгляда. Он невольно почувствовал зависть к этим детям,
ведь они могут видеть свою мать каждый день. А моя мама,
подумал он, какой она была?.. Наверное, похожей на Сару
Абрамович...
Это был самый вкусный обед в его жизни. И самый прекрасный
вечер, наполненный смехом, непринужденной беседой — вечер,
светившийся особым светом, который шел не только от свечей,
зажженных повсюду в доме, но и из сердец всех собравшихся за
субботним столом. В этом доме его приняли как члена семьи. И он
тоже будет считать, что в этот день нашел свою семью.
следующий день пролетел совсем незаметно. Авраам взялся
Аучить его играть в шашки. Склонившись над доской, Сергей
вдруг заметил, что у Авраама на лбу, как раз над правой бровью,
краснеет шрам. Авраам перехватил его взгляд и засмеялся:
— Это ветка меня так стукнула, на дерево лез и упал. Мама меня
наругала, говорила, больше лазь по деревьям, вообще без глаза
останешься.
После обеда, когда небо прояснилось, всей семьей они вышли на
прогулку в лес. Беньямин между делом показывал Гершлю те
деревья, которые он отобрал на древесину для его часов и скрипок.
Вернувшись домой, Беньямин принялся было беседовать о чем-то
с Гершлем, но тот, разморенный прогулкой и теплом, сразу же
задремал, прямо на полуслове, а когда проснулся, то не сразу смог
понять, где находится. Сара налила ему горячего чаю, и он
понемногу стал приходить в себя.
Как только на небе выглянули три звезды, пришло время
провожать Шабат. И снова читались молитвы над вином и
зажигались свечи. Пока Беньямин разводил огонь в печке, Гершль
полез в свой саквояж и вытащил оттуда подарки — пряности и