причину как раз силился и не мог отыскать Королёв.
Самого же Королёва просто из себя выводила атама- нова
чувствительность, а особенно то, что дети привыкли звать
его «папка» и Закольеву это определенно нравилось. Первый
раз, когда он услышал это слово, едва не сплюнул от
отвращения, да побоялся, что атаман увидит. Утешало его
разве то, что теперь ему была известна пусть всего одна, но
слабость вожака. Если уж придется сапогом когда наступить,
так чтоб по самому больному, а не абы как, повторял он себе.
И что еще было Королёву непонятно до отвращения, так это
атаманова страсть присваивать себе имущество убитых евреев.
«Ох, не по-нашему это, не по-русски, — качал он головой. —
Жизни человека лишить — а отчего же и не лишить? А рыться по
сундукам, как тать какой...» А то, зачем Закольев забирал всю эту
дребедень в лагерь, и вовсе было Королёву непонятно. Ладно бы
деньги, золото или драгоценности. А всякие записные книжки,
фотографии, засаленные какие-то тетради, обтрепанные
молитвенные талесы, ермолки, снятые с еще не остывшей головы... Королёв не был суеверным, но тут любой
бы сказал, что тащить такие вещи в лагерь — только на себя беду накликать.
Впрочем, сам атаман, хоть его чудачества со временем
становились все явственнее, от набегов не думал отказываться и
руководил ими все так же хладнокровно. Обычно высылали
лазутчиков, которые отделялись от отряда на расстояние двух дней
пути, на север, юг, восток или запад, но никогда в одном
направлении дважды. Заметив одинокий хутор или небольшую
деревеньку, они сначала присматривались к ней с расстояния.
Затем один из лазутчиков спешивался, оставлял своего коня
остальным и шел в деревню, расспрашивал, выяснял, живут ли
здесь евреи. Не было евреев, но были женщины — что ж, тоже
неплохо.
Со временем в отряде появились еще две женщины, Оксана и
Татьяна, которых украли из родных деревень — впрочем, они и
сами были не прочь избавиться от постылой деревенской жизни.
Так что четверо из восьми детей в лагере были рождены Еленой,
Оксаной и Татьяной, притом никого особенно не волновало, кто
был чей отец или мать.
И все же, хотя внешне женщины и мужчины из зако- льевского
лагеря ничем особым не отличались от своих современников, они
сами поставили себя вне своего народа и вне законов своего
народа. Какие бы чувства они ни испытывали к своим товарищам
по отряду и по лагерю, во время набега они теряли всякое
человеческое подобие, убивая каждого, кто попадался им под руку.
Не всем из них по душе было убивать, но они даже помыслить не
могли, чтобы ослушаться приказа своего атамана. Безраздельно
вручив ему свою жизнь, они стали слепым орудием в его руках.
ергей продолжал свой путь на юг, вдоль по течению реки,
Сзатем на восток, где ему попалось еще несколько казацких
станиц. Он хотел было еще поискать среди станичников тех, кто
захочет с ним побороться, но потом передумал. Ему нужно было
не соперничать, а побеждать, не испытывать судьбу еще раз, а
точно знать, что он справится. Значит, нужно учиться не у
случайных поединщиков, а у мастера сабли Разина. То, что Леонид
Чикаленко упомянул о нем в первом же разговоре, теперь казалось
Сергею чем- то большим, чем случайность. Подчинив всего себя
этому решению, Сергей, словно одержимый, не останавливаясь,
шел вперед.
Однако найти тот самый хутор, спрятанный от посторонних глаз в
лесной глуши, оказалось делом непростым. Сергей приставал с
расспросами к каждому встречному, но их ответы были
невразумительны, а порой и противоречивы. За это время он
наслушался немало всяких рассказов про невероятных мастеров
махать саблей, и все это были, понимал он, просто басни. Но
Сергей не отчаивался и не переставал искать.
Еще несколько недель — и Сергеево сердце забилось учащеннее.
Сам того не ожидая, он наткнулся в лесу на небольшой хутор всего
в каких-то несколько мазанок. Заметив, что приоткрылась дверь на
скрипучих самодельных завесах и в щель, разглядывая чужака,
выглянула старуха, он не мешкая, подъехал к ней.
— Здесь ли живет известный мастер сабли? — с надеждой в голосе
спросил Сергей.
Какое-то время она рассматривала его, не говоря в ответ ни слова,