Вскоре после этого случая атаман назначил Константина
помощником к патрульным — ему было поручено готовить
лошадей и амуницию к выступлению. На вылазки подростка по-
прежнему не брали, и все восприняли это как очередной знак
благоволения и доверия к нему со стороны Закольева. Вот так и
получилось, что и для Константина нашлось место в тот вечер,
когда атаман и его бойцы, которых неожиданно оказалось
двенадцать, уселись за огромный стол, чтобы отметить удачную
вылазку. Каждый ел и пил от души. Неожиданно для всех
Закольев, весь вечер остававшийся в приподнятом настроении,
произнес, словно бы самому себе:
— Мы тут с вами обедаем, совсем как Христос с учениками на
Тайной Вечере. Вот разве что на крест я не собираюсь, это точно.
И пристально посмотрел на собравшихся.
В ответ все дружно подняли чарки и выпили за многие атамановы
лета. Закольев поднялся с места, пошел вокруг стола, кладя
одобрительным жестом руки на плечи гулявшим. Дошла очередь и
до Бруковского. Атаман как раз стал за его спиной, когда тот
медленными глотками опустошал граненый стакан водки за
атаманово здоровье. Никто не успел заметить, как в руках у
Закольева оказался нож — в следующее мгновение он резанул
Бруковского по горлу с такой силой, что у того водка хлынула из
раны вместе с кровью.
Закольев молча обвел взглядом побелевшие лица своих
собутыльников. Спихнув тело незадачливого «атамана» на пол, он
хладнокровно взял его тарелку, вернулся на свое место и спокойно
прикончил то, что не успел доесть Бру- ковский.
— Не годится нам разбрасываться харчами, — произнес он тоном
рачительного хозяина.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ
,14
Этот поступок в лагере только усилил и без того тревожные
настроения, вызванные поведением атамана и его душевным
состоянием. Но о том, чтобы сменить власть, никто с тех пор и не
заикался. Больше того, даже пьяная ругань и драки, которыми
прежде нередко заканчивались попойки у костра, тоже
прекратились. Люди теперь все больше шушукались по углам,
боясь, чтобы неосторожное словцо не долетело до атаманова
слуха.
Тень атамановых подозрений упала даже на самого Королёва. Как-
то раз, в феврале, атаман застал Королёва в конюшне. Тот как раз
вернулся с охоты. Не говоря ни слова, Закольев медленно поднялся
по лестнице и заглянул на чердак, потом обошел стойла, чтобы
убедиться, что в конюшне никого нет. Королёв только следил за
ним напряженным взглядом. Наконец Закольев подошел к нему, и
Королёв заметил, как играли желваки на его бледном лице.
—
Помнишь такого Сергея Иванова? Пару лет назад мы его того...
в грязь лицом? Если запамятовал — напомню, ты еще его жене
шею свернул...
За последние несколько лет однорукий гигант стольких положил в
грязь лицом, что их лица давно стерлись у него из памяти. Но как
раз Иванова он запомнил и потому, что тогда в первый раз
усомнился: в своем ли уме атаман — оставлять жизнь человеку, у
которого они только что убили беременную жену и надругались
над ее телом...
Атаман снова заговорил, и что-то в его голосе Королёву
послышалось такое, что он враз вернулся от воспоминаний к
действительности.
—
Еще раз тебя спрашиваю, — прохрипел Закольев, — по-твоему,
он был еще жив, когда мы бросили его?
—
Это ты мне приказал его бросить, — отрезал Королёв, не
спуская глаз с Закольева. — Ты сказал, я сделал. Да, как по мне,
так он был еще живой — тогда живой. Так ить голову ему
провалили, и вообще...
—
Ты мне тут не рассуждай, ты мне прямо говори — жив он
сейчас или нет?
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ
,15
Закольева всего затрясло, словно в лихорадке, и он пулей вылетел
из конюшни. Сергей Иванов преследовал его повсюду, отравлял не
только его сон, но и явь. Теперь Закольев жестоко раскаивался в
том своем поспешном решении сохранить ему жизнь. Сомнения и
прежде точили его, но теперь от одной лишь мысли об Иванове у
него начинала раскалываться голова и желудок выворачивался
наизнанку. Королёв был прав: надо, ох надо было добить его:
придет время, и скорбь Иванова обратится в гнев, и он решит
мстить.
Закольев уже давно понял: зверюга, что раньше терзал его во сне, но не хотел показывать своего