Эпическое начало сильно и в восприятии Толстым пространства, вне которого немыслим человек. Писатель смотрел на мир как на большую топографическую карту; тщательно фиксируя границы государств, реки и горы, города и селения, морские проливы и острова, он наносил на карту маршрут своего путешествия. По мнению известного исследователя литературы А. И. Соболевского, в XVII в. в России «всего более интересовались географией»[490]. Путевые записки Толстого стали подлинным географическим открытием Европы. Они содержали описание таких природных объектов, как Альпийские и Сабинские горы, крупные водные артерии (Висла, Днепр, Буг, Дунай, По), побережья Истрии и Далмации, острова Средиземного моря, вулканы Везувий и Стромболи, красивейшие ландшафты Австрии и Италии...
Точечному принципу изображения пространства, который преобладал в средневековой литературе «хождений», Толстой предпочитает линейный. Для его путевых записок характерно не упоминание отдельных, не связанных между собою точек географического пространства, а последовательный рассказ о достопримечательностях пути, впечатлениях русского «вояжера», его дорожных приключениях. Описательность становится главным способом изображения пространства, непрерывного и «текучего».
Дуализм в восприятии мира средневековым человеком (противопоставление «земного» — «небесному», «телесного» — «духовному») приводил к тому, что «движение в географическом пространстве становится перемещением по вертикальной шкале религиозно-нравственных ценностей»[491]. Как светский писатель переходной от средневековья к новому времени эпохи, Толстой далек от религиозно-мистической трактовки путешествия героя, хотя противопоставление «горизонтального» и «вертикального» освоения пространства в его записках присутствует. По мере преодоления путешественником реального пространства европейских стран его ум восходил по ступеням просвещения к вершинам знания.
Для прозы раннего средневековья характерно субъективное восприятие «легкости пространства»[492]. Герои первых русских «хождений» перемещаются быстро, свободно, не испытывая серьезных трудностей, преодолевая большие расстояния. Сами расстояния не описываются, а перечисляются, что усиливает впечатление внутренней свободы и быстроты передвижений. Писатели петровского времени, в том числе и Толстой, поэтизируют единоборство героя с пространством, труднопроходимым, враждебным и опасным. Это приводит к тому, что путешествие превращается в поединок человека с природной стихией и общественными аномалиями, становится в глазах читателя подвигом. Путевые записки Толстого богаты примерами сопротивления пространства: это крутизна горных перевалов и бушующее море, где корабль теряет верный курс; «великая жара» и «тяжкий воздух» на дороге от Неаполя к Риму, когда путешествовать можно только ночью; опасность плена или ограбления.
Путешественник — герой открытого пространства, которое формирует у человека любознательность и широту души, энергичность и целеустремленность. Дорога и путник составляют единое динамическое целое. Все, что попадало в поле зрения путешественника, принадлежит дороге: встречи, раздумья, дорожные впечатления, исторические и природные достопримечательности. «Включая в себя все виды пространства, «дорога» не принадлежит ни одному из них — она проходит через них»[493] и отрицает границы, разделяющие людей. Для Толстого дорога в Европу — дорога к знаниям, открытие новых жизненных горизонтов для себя и своей родины.
490
491
493