Художественную выразительность повествованию придает использование Толстым эпитетов и сравнений, метких образных выражений: в пьяных драках «души» поляков «как мухи гибнут»; «пребезмерно высокие горы» пересекает «речка невеличка»; град в Венеции «подобен яйцу русской курицы». Для произведений путевой литературы характерно сравнение иноземного с русским как способ «приближения» описываемого объекта к читателю, одно из экономных языковых средств толкования неизвестного. По традиции, московское, русское для Петра Толстого — точка отсчета в описании увиденного за границей. В восприятии путешественника Висла «подобна реке Волге, текущей под городом Ерославлем», а «верхние одежды венецианских прокураторов» напоминают ему летники, которые «прежде сего на Москве нашивал женской пол».
По мере расширения круга дорожных впечатлений Толстого в записках появляется и другой тип сравнений, когда сопоставляются достопримечательности, предметы ремесла и торговли различных итальянских городов («Таваров всяких в Падве пред венецким малое число и в цене всякие тавары венецкаго гораздо дороже» — л. 46). «Портрет» города, созданный Толстым, всегда включает в себя не только описание местоположения и архитектурных особенностей, но и изображение людей, его населяющих, их обычаев и нравов, платья и причесок, способа передвижения по городу, поведения в будни и праздники. Город всегда «одушевлен», он предстает оазисом материальной и духовной культуры. У жителей каждого города свой характер, свое «лицо». «Венецыяне — люди умные, политичные, и ученых людей зело много, однако ж нравы имеют видом неласковые»; «Медиоланские жители — люди добронравные, к приезжим иноземцам зело ласковы» (лл. 61 об., 66). Контекст сравнения у Толстого может раздвигать рамки одной национальной культуры и выходить на уровень межнационального, но инорусского. Тогда в описаниях итальянских городов появляются сопоставления с французским, «гишпанским», «аглинским», польским, австрийским, открытым путешественником ранее, очно или заочно. «В Венецыи, — отмечает Толстой, — рядов всяких множество, и таких предивно уборных рядов на всем свете мало где обретается, толко разве во Франци...» (л. 66 об.).
Таким образом, сравнение занимает особое место в идейно-художественной системе путевых записок П. А. Толстого: оно помогает систематизировать разрозненные сведения о странах и народах, выстроить их в единую картину мира, будущее которого зависит от решения проблемы «Россия — Европа».
Автор записок умело владел богатствами родного языка. Анализ лексики произведения показывает, что в его основе лежит стилистически нейтральная обиходная лексика русского языка, сложившаяся на базе живой московской речи XYII в.[497] В отличие от паломнических «хождений», в «Путешествии» Толстого содержание славянизмов незначительно и тематически локализовано (описания церковных процессий, богослужений и раритетов; передача текстов Священного писания). Примеры разговорного стиля можно найти в языке произведения на разных уровнях: лексическом («кто похочет», «на низу», «гораздо велики»), грамматическом («полтретьи версты», «дом немалой»), синтаксическом (конструкции с опущенным сказуемым, с союзами «и» и «а» в присоединительной функции). Писатель внимательно следил за тем, чтобы в его произведение не проникли просторечия и вульгаризмы, и сумел избежать языковой дисгармонии, свойственной, например, «Запискам Неизвестной особы».
П. А. Толстой отдавал предпочтение монологической форме рассказа, что привело к большей стилевой однородности повествования, чем в произведении его современника писателя-паломника Иоанна Лукьянова, где нет монополии авторского слова, а широко используются диалогические сцены с целью «живописания», создания «речевого портрета» героя, придания тексту публицистической остроты.
Во время путешествия по Европе Толстой пополнял свой словарный запас иностранными «речениями», среди которых было особенно много слов латинского и итальянского происхождения. Лексический состав заимствований в произведении включает как ассимилировавшиеся в русском языке иностранные слова (алебарда, бурмистр, кардинал, герб), так и заимствования, вошедшие в русский «лексикон» в петровскую эпоху (перспектива, фортеция, галерея). Иностранные слова и выражения встречаются прежде всего в рассказах путешественника о тех отраслях знаний, которые были слабо развиты или неизвестны в России. Это термины науки, морского дела, фортификации: деклинация, градус, бастион, бельвард, навтика и др. Осваивая науку «навтичных дел», Толстой не мог не столкнуться с лексикой голландского происхождения, что нашло свое отражение в языке путевых записок: «фрегадон наш шел бордами, а по-голландски лавирами», — рассказывает писатель-мореход о своем плавании на Мальту. Ввод заимствования Толстой, как правило, сопровождал переводом или языковедческим комментарием («бастимент, то есть судно», «порт, то есть пристанище кораблям»), причем толкование иностранного слова неоднократно повторялось, что объяснялось прежде всего дидактико-просветительской направленностью книги.
497
См.: