Я пью джин-тоник. Одиночество и тропики – так недолго и опуститься. Хорошо еще, что я пью то, что больше всего приличествует британцу, за которого выдаю себя.
Говорят, когда смотришь на дождь, в памяти всплывают образы и призраки прошлого.
Я отвлекся, чтобы написать письмо своему маленькому сыну. Это последний пункт, откуда я могу отправить письмо с уверенностью, что оно дойдет. Я уже с трудом представляю себе лицо сына. Он еще слишком мал, чтобы понять смысл моих слов, особенно намеки на те причины, которые вынудили меня покинуть его.
Далекое существо, в чьих жилах течет моя кровь. Он ничего обо мне не знает. Он растет в затерянном на краю земли городе, словно не затронутом ходом истории, в Буэнос-Айресе. (Это название похоже на мирную тишину, пустынные земли, открытые всем ветрам.)
Во всяком случае, мое письмо может стать мостиком для нашего будущего сближения, для встречи. Или завещанием.
Я едва не расчувствовался, пока писал. Во мне все еще живет недочеловек, калека, которого мы тащим на закорках несмотря на то, что нам выпало преобразиться первыми. Временами еще слышатся стоны старой, отброшенной нами жизни и культуры, пропитанной чувством вины, которую мы сменили на меч.
Пройдет время, и Альберт, Альберто, узнает историю своей матери-испанки, подробности ее смерти в Бургосе,[19] когда в город вошли победоносные войска Франко21. Когда он вырастет, ему придется разобраться в том, чего сам я еще не знаю, хотела ли она восстать против франкистов или на самом деле стремилась воспротивиться моим убеждениям, моей вере.
Мне не жаль ее. Смерть кажется мне прибежищем, безопасной гаванью. В этой огненной круговерти нельзя искренне жалеть того, кто уже нашел приют во дворце смерти. (Смерти нежеланной или желанной, как это было у Кармен.)
Время от времени дождь усиливается и рвет тугой шелк огромных листьев. Когда он стихает, снова слышатся визгливые голоса вечно переругивающихся между собой кули, разгоряченных рисовой водкой. Поножовщина здесь обычное дело, так они сбрасывают с себя ношу своей жалкой жизни. Я уверен, что получивший удар ножом должен закрывать глаза, бормоча убийце слова благодарности.
Я, Вальтер Вернер, достиг звания подполковника войск особого назначения. Я – нацист. Национал-социалист. Член СС.
Я считаю, что мы не просто партия или политическое движение. Это было бы слишком банальным определением. Речь идет о неизмеримо большем: мы бойцы на службе божественного провидения. Мы создаем того самого бога, которого человечество жаждет найти вот уже двадцать столетий, с тех пор как было обмануто евреем Савлом Тарсяном.[20]
Мы закаляли себя, как булат. Только чистота стали в руках настоящих ангелов-истребителей может привести к рождению нового человека.
Сейчас, когда Германия истекает кровью, в самый тяжелый год развязанной нами искупительной войны, мне становится легче оттого, что я излагаю на бумаге эти истины.
Вполне вероятно, что все наши усилия окажутся лишь первой попыткой, которую в иных исторических обстоятельствах возобновят другие. Низкие враждебные силы остановили под Сталинградом наше продвижение к Центральной Азии, как верно заметил вождь.
Мои товарищи погибают на всех фронтах. Я видел в газетах их некрологи. Меня же берегли в резерве для этой последней, отчаянной миссии.
Неожиданно здесь, в жалком отеле «Эмпайр», появился мой дорогой Грибен, с которым мы вместе учились на курсах в Бад-Тельце. Я вижу, он сияет от гордости, получив «Мертвую голову», отличительный эсэсовский знак – череп на фуражке, то ли с улыбающейся, то ли саркастической гримасой, наверняка возникшей помимо воли художника.
Теперь он стал тем, кем хотел быть, – тружеником смерти, окруженным горами обнаженных трупов, которые он должен сжигать в работающих день и ночь печах Аушвица[21] -Биркенау, превращая их в столб едкого дыма.
– Мы будем трудиться до последнего дня, искореняя эту опасную болезнь, эту нравственную и метафизическую проказу – иудеохристианство, – сказал доктор Хильшер, поднимая бокал на выпускном вечере нашей группы особого назначения.
Узнав, что я не получил места в активно действующих частях, все стали обращаться со мной с какой-то жалостью. В глубине души они сожалели, что я был направлен на «интеллектуальную работу» в засекреченный институт Аненэрбе, который находился в ведении СС с весны 1938 года.
Но теперь я – спасительное послание в бутылке, брошенное в бушующее море. (Я пишу об этом без хвастовства, это простая констатация факта.) Мне известно, что, вполне вероятно, моя миссия повлечет за собой и мою смерть.
19
Бургос – город в Испании, в исторической области Кастилия Франко Франсиско (1892–1975) – генерал, возглавивший в 1936 году мятеж против Испанской республики, диктатор, глава Испанского государства с 1939 по 1975 год.
20
Савл Тарсян – то есть св. Павел, апостол. В его 14 посланиях, вошедших в Новый Завет, были заложены многие основы христианской догматики.