— А что это за загадка? И увеличились ли твои аналитические способности?
— Думаю, увеличились, — гордо сказал Кот. — Загадка была вот какая: почему в нашем замке Рожок вызывает здоровых полных сил призраков, которые однажды нас чуть на кусочки не разорвали, а здесь в море он лишь порождает какие-то тени, которые проносятся мимо нас, будто нас и нет?
— Да, я тоже об этом думал. — признался Робин. — Не знаю в чем дело. Может быть, Бабушка играла слишком тихо или Рожок отсырел?
— Все эти варианты я перебрал и последовательно отверг! — заявил Кот. — В самом деле, когда мы вызывали призраков в замке, достаточно было один раз совсем тихо подуть в Рожок. А отсыреть он не мог, я храню его завернутым в промасленный пергамент, и он всегда лежит в непромокаемом ларце из черного дерева.
— Так в чем же дело? — спросил Робин.
— Вот в чем! — торжественно произнес Кот. — Рожок вызывает призраков повсюду, но перенести нас самих в призрачный мир он может только в определенных местах.
— Что же это за места?
— Это должны быть места, буквально пропитанные историей. Такие места, где тайны средневековья сконцетрировались настолько, что их хоть на бутерброд намазывай. — Кот с выражением фокусника намазал себе бутерброд маслом, положил сверху ломтик семги и начал есть.
Робин некоторое время обдумывал услышанное.
— Ну, наш замок, конечно, основательно пропитан историей, — согласился он. — Не даром в нем хранилось Сокровище тамплиеров. А в каких еще местах сконцентрированы тайны средневековья?
— Я составил целый список! — сказал Кот с набитым ртом. — Думаю, лондонский Тауэр, толедский Алькасар или замок Святого Ангела в Риме являются как раз такими местами.
— А в Святой Земле есть эти места?
— Ну разумеется! Знаешь ли ты, что в Сирии сохранились такие замки, в обеденных залах которых летают орлы, а подземелья тянутся до самого Мертвого моря? Не сомневаюсь, что дворец ас-Сабаха в Акре, Иерусалимский храм или замок Паломника притягивают призраков не меньше, чем Алькасар или Тауэр. Я не говорю уже, — тут Кот понизил голос, — о замке Аламут!
— Вот туда мы и отправимся! — вскричал Робин и тоже сделал себе бутербродик с красной рыбой и лимоном.
Наутро «Манна» была уже на поверхности. Повеселевший Тиан Обержин жарил на кухне тосты, а Робин, вооружившись циркулем, прокладывал по карте курс на Акру. Бабушка делала утреннюю зарядку. Она держалась за фальшборт и размахивала то левой, то правой ногой. Вдруг в поле ее зрения попал какой-то странный предмет, прыгавший на поверхности волн.
— Котик, что это там такое? — спросила Бабушка Кота, который завершал растирание мокрым полотенцем.
Кот настроил свой походный бинокль и вскричал:
— Бутылка!
Робин немедленно дал команду: «Стоп-машина!», и при помощи сачка диковинную бутылку выволокли на палубу корабля.
Впрочем при ближайшем рассмотрении оказалось, что это не совсем бутылка. Скорее это был глиняный кувшин с узким горлышком. Он весь оброс водорослями и раковинами каких-то мелких моллюсков. Горлышко кувшина было заткнуто пробкой и залито толстым слоем сургуча, благодаря которому он и продержался на воде так долго. Кот предположил, что найденный сосуд плавает в море уже много столетий и что, вероятно, внутри у него сидит джинн.
Робин с большой осторожностью соскреб сургуч при помощи швейцарского ножа, а затем, пользуясь штопором из того же ножа, вскрыл кувшин.
Никакого джинна внутри не оказалось, и вначале Робин даже подумал, что кувшин пуст. Однако, засунув внутрь палец, он нащупал свиток тонкого и очень хрупкого папируса. Кот сбегал за пинцетом. Общими усилиями свиток удалось извлечь, но он оказался настолько ломким, что буквально рассыпался в пальцах Робина. Удалось спасти лишь маленький фрагмент рукописи, испещренный выцветшими арабскими письменами.
— Это должно быть очень важное сообщение, — предположил Робин и спустился в библиотеку.
Он был настолько увлечен находкой, что попросил подать завтрак прямо на свой рабочий стол в библиотеке, где они с Котом склонились над грудой словарей.
Расшифровка старинной надписи заняла весь день. Читая справа-налево затейливую арабскую вязь, Робин и Кот то и дело впадали в отчаянье — настолько непонятным был переведенный текст. Уже поздно вечером, когда в ясном небе появились звезды, и корабль заскользил по лунной дорожке, загадочные письмена сложились наконец в нечто вроде обрывка поэмы: