К высоте тут привыкаешь, как промокший под дождем — к ливню. Стоит ступить на армянскую землю, и ты уже в горах. Передвижение означает выше и ниже, поднимаешься и спускаешься, как по лестнице дома. Сто, триста метров — прыжок блохи. Из столицы, расположенной на высоте тысячи метров над уровнем моря, выезжаешь на час прогуляться и попадаешь на озеро Севан. Стало быть, ты преодолел еще тысячу метров.
На такой высоте и оказались мы с Наапетом в тот вечер. Ливень в горах, стремительные и бесконечные потоки.
Тучи — чуть ли не на крыше дома, грохочут, словно колесницы, и, хотя на дворе вечер и сильная буря, ни на минуту не меркнет разлитый вокруг свет, точно занимается заря, и вырисовываются, как днем, четко очерченные на сине-зеленой ленте горизонта дубы на гребнях гор, а справа — контуры округлого и голого, как яйцо, холма. Холмом этим я залюбовался еще в полдень, по дороге сюда; все смотрел на него и не мог насмотреться. Я пытаюсь различить его краски. Их много. А когда солнце садится, они будто дробятся, переливаются…
Мы сидим на веранде. Наапет рассказывает мне об армянском языке. Армянский принадлежит к семье индоевропейских языков, но он многократно скрещивался с языками местных племен Древнего Востока: ассирийцев, халдеев, евреев, позже арабов, турок. Настоящий пир языков. Порой гласные тонут в море согласных. Однако армянская речь благозвучна.
Наапет говорит и на других языках. Помимо греческого, он владеет турецким, хорошо знает русский, английский, переводит, думаю, и с французского. Армянам, по его словам, нечего завидовать другим языкам: их язык пластичен, выразителен. Множество согласных — их больше тридцати — не вредит благозвучию, они произносятся отчетливо, не хрипят, не ползут по гортани и языку, а журчат на зубах и губах. Впрочем, их не так много, как кажется. Алфавит точно регистрирует все звуки, дает отдельные символы каждому их оттенку, поэтому обычно у армянской согласной написание, название и произношение различны.
— В конце концов, у нас есть все, что нужно для жизни. Мы не исчезли, как многие другие народы. Взять хотя бы эти самые горы, чтобы не ходить далеко за примерами… Сколько народов прошло здесь! Они убивали или изгоняли другие, жившие тут до них. Пускали корни и воцарялись, казалось бы, навеки. Потом, в один прекрасный день, стирали и их с географической карты, оставались лишь имена. Таких много, очень много. А мы живем. И несмотря на все перенесенные страдания, продолжаем жить. Говорим на том же языке, на котором говорили наши отцы и деды, и знаем, что лишь благодаря ему сумели сохранить себя. Язык восполнял то, что у нас отнимали, не давал умереть памяти и вновь собирал нас, рассеянных по белу свету. Такова уж наша судьба… И у вас, греков, большая история и прекрасный язык. Но какие бы беды вас ни постигали, вы никогда не лишались своей земли, в ней скрывали свои тайны. А у нас был только язык. К нему мы всегда обращались и на него опирались, чтобы набраться мужества. В языке наша сила. Почитай армянских поэтов…
«Дикие орды будут приходить и потом исчезать в веках, но наш язык бессмертный будет звучать, нас оживляя…» Но разве можешь ты их прочитать? Чтобы оценить язык, ты должен прочесть их в подлиннике. Переводы ни о чем не говорят, в переводе все пропадает. Послушай наши песни. Без них не поймешь страны. В песнях наша история, полная бедствий. Поэтому армянский язык не делает различия между песнями и бедствиями. «Ергер» — это бедствия и в то же время песни. «Надежда гибнет, песня рождается». Слава господу, велико его имя. Велико, как язык, который он нам дал. В бога я не верю. Но когда речь заходит о родном языке, мне хочется, чтобы он был, этот бог, которого я мог бы благодарить…
Арарат
С Наапетом меня познакомил друг, пригласивший меня в Армению.
— С греками и Грецией всегда знакомишься дважды, — сказал Наапет.
Он имел в виду, что Грецию знают еще до того, как совершают туда путешествие. Мне это очень понравилось. Однако вскоре мы обнаружили, что познакомились с Наапе-том в Москве еще лет двадцать назад. Порой, чтобы расцвести, знакомства долго ждут своего часа.
Наапет недавно завершил работу над книгой, отдал рукопись редактору, освободился и был готов сопровождать меня повсюду. Он спросил, что я хочу увидеть.
— Прежде всего Арарат, — ответил я.
Арарат — всюду: в армянском языке, памяти, поэзии и жизни. Нет его лишь в пределах нынешней республики. А когда-то Арарат был в центре Армянского государства.