В камни готовы превратиться и горные селения Армении. Как пепельные степи готовы поглотить воду озера Севан и чуть не иссушили его, так и каменный Ереван притянул к себе армянскую деревню и готов поглотить ее. Камень — опасная стихия. Он вовсе не мертв и не неподвижен, как кажется. Камень легко разрастается, и людям трудно от него избавиться.
Отток людей из деревни, как известно, вопрос не только экономический. Что будет с деревней и озером, об этом думают в Армении многие, не только в министерствах. Стоит приехать на Севан, как вам сразу скажут, какой он был раньше и что от него осталось. Армянские поэты написали об этом озере примерно столько же, сколько об Арарате. Может быть, и больше. Теперь Севан вмещает все: и Арарат, и озеро Ван, и многое другое. Еще больше пишут о нем иностранцы, посетившие Армению. Воды его колышет ветер на высоте почти двух тысяч метров (всего лишь без десяти), «ближе к небу, чем к земле», говорят здесь. Окружающие горы не отступают, чтобы не ушла вода, и, как венок, синеватой рамкой обрамляют Севан. Озеро, венок гор и небо. Неповторимое ощущение от столь близкого соседства неба и воды, их простора, света, спокойных нежных красок. Должно быть, это как-то отразилось в названии, которое мы находим в древних греческих источниках: «Светящееся озеро».
Для армян Севан — светоч страны и души.
Я не пытаюсь прибавить нечто новое к тому, что так прекрасно сказано об озере арийцами и неарийцами, как выражались прежде. Просто-напросто хочу осветить его чистым светом проблему, о которой упомянул выше. Ведь и деревня, полагаю, тоже светоч, которому люди не дадут погаснуть при развитой и сложной по духу и возможностям современной цивилизации. Если мы погасим эти светочи, погаснет нечто прекрасное и полезное в человеческой душе. Сужается отведенное человеку пространство не столько потому, что он не живет в деревне, сколько потому, что он ее не знает, перестает знать и думать о ней. Формы жизни, отмершие под давлением ритмов современной действительности, наверное, бесполезно пытаться восстановить — это все равно что воскрешать мертвых. Но те формы сочетались с психическим миром, который люди не должны утратить, как свои знания, чувства, свою историю. То, что в жизни умирало, оставляло после себя свет, полезный не для истории, а для живых людей. Поскольку я не армянин и не экономист, то не могу сказать, насколько возможно и необходимо экономическое возрождение деревни. Но возрождение в современном городском жителе психологического мира деревни, природы, связей человека с природой, взаимоотношений людей в природе — одна из самых больших проблем городов всего мира, теряющих нечто живое, естественное и превращающихся в гипертрофированных чудовищ.
Меня очень заинтересовало, как трактуют эти темы, важные и для них, и для нас, армянские прозаики.
В Москве много лет издается литературный журнал «Дружба народов». Поскольку кроме русского, я не знаю языков, на которых говорят другие народы Советского Союза, то я черпаю оттуда информацию о литературе этих народов. В Армении у меня два друга и несколько друзей в Москве, которые занимаются переводами произведений своих соотечественников.
В 1981 году в «Дружбе народов» были опубликованы роман и повесть, посвященные вышеупомянутой проблеме.
«Одинокая орешина» Вардгеса Петросяна — роман о запустении современной деревни. Писатель, замечательный рассказчик, наделенный острой проницательностью, с болью, но в то же время с радостью и гордостью пишет о своем родном крае. Пустеющую деревню символизирует одинокое дерево. Когда-то оно цвело, плодоносило, собирало вокруг себя крестьян, было прекрасным цветущим образом деревни. Теперь она сама готова окаменеть, как орешина. Люди разъехались. И те немногие, кто еще живет в полуопустевших домах, по разным причинам один за другим покидают деревню. Мы понимаем, почему они это делают, узнаем о похоронах, свадьбе, по-видимому последней в тысячелетней истории селения. И у нас создается впечатление, что мы читаем ее последнюю страницу, печальный эпилог, каким и положено ему быть в большинстве романов. Но писатель хочет сказать совсем другое. В деревне живет старик учитель. И хотя он мог бы, получив пенсию, тоже уехать отсюда — и тогда исчезнет последняя живая душа, противостоящая опустению деревни, — он работает, сохраняет школу, дома, даже кладбище. Вступает в борьбу с теми, кто спешит вычеркнуть селение на карте, расходы на него в бюджете и выкинуть из головы лишние заботы.