«Древние горы под нашим чистым небом» — так называется его рассказ, прекрасно переведенный Анаит Баяндур. Матевосян напоминает сеятеля, чей мешок полон семян, — он всюду сеет воспоминания. Его рассказы населены воспоминаниями. Город заполняют дома, оставляя узкие проходы, улицы, где с трудом ходят люди; дома душат. Далекие воспоминания очаровывают, зовут к своему ясному небу, предлагают людям выход, освобождение. Матевосян плотно заселяет пространство своих произведений, иногда перекрещивая в них разные плоскости. Нелегко пройти его поле, полное армянских хачкаров. Но чувствуется высокое мастерство писателя, поэтичность и сжатость его слога.
Когда я в Ереване прочел впервые рассказ Матевосяна, то как-то непосредственно, близко почувствовал мироощущение его героя. Это молодой парень, дитя гор. Он вырос среди пастухов, крепкий и сильный. Потом он приезжает в Ереван учиться и тоскует по родному селению. Но его притягивает город, куда прилетают самолеты с туристами, а среди них столько красивых девушек. Привлекательные польки и жаждущие солнечного тепла и сильных южных ощущений шведки. Будь он в своей деревне, он поднимался бы сейчас, насвистывая, в горы, карабкался по ущельям, а тут он взаперти, в цементной коробке, и мечется, как белка, по длинным узким улицам. «Я пошел по Абовяну, свернул на Туманяна, пересек перекресток Туманяна и Налбадяна, остановился». Картины родной деревни, ее люди, все еще постоянно живут в его мыслях. В его непосредственном поведении то и дело прорывается что-то из сельского прошлого. Но постепенно он перестраивается и готов даже отречься от него.
Однажды вечером он провожает в гостиницу шведку и вдруг видит у ограды больницы двух старых друзей по горному селу. Чем-то он выдает себя. Шведка замечает что-то странное в его поведении: он внезапно сворачивает, увлекает ее в другую сторону, чтобы она не столкнулась с крестьянами.
Она спрашивает:
— Ты из деревни?
— Нет, — отвечает он.
— Из Еревана?
— Да.
Я прочитал еще один рассказ Матевосяна, «Буйволица». Удивительный рассказ; так остро чувствуешь его атмосферу, прямо видишь перед собой буйволицу, которой пришло время, и она рвется к буйволу. Но буйвола поблизости нет. Буйволица бросает свою старую хозяйку, оставшуюся одинокой после войны, и идет по горным хребтам и ущельям искать буйвола. То ей кажется, будто он ревет где-то и зовет ее, то она вроде бы видит его на вершине холма. Но так нигде и не находит. Долго блуждает. А потом случайно попадает в город, прямо на бойню, где ее чуть не убивают. Так Матевосян слагает поэму о Природе и Естестве, бессмертных законах жизни, забытых людьми в городах, и поэтому надо, чтобы время от времени там дул свежий ветер и чтобы, если возможно, повернула вспять река и своей чистой водой омыла городские улицы, пробудив в людях ощущение природы и подлинной жизни. Что и делает автор замечательной «Буйволицы».
Варпет
Это древнее слово в ходу у армян, особенно у художников и писателей; они употребляют его в значении: учитель, метр, подчеркивая национальную окраску творчества. Когда разговор заходит о выдающемся художнике, тесно связанном с общемировыми проблемами, но оторванном от армянской почвы, его не назовут варпетом, найдут другое слово.
Но обычно армянские художники питаются национальными традициями, развивают их. Армянин, как я уже говорил, живет в стране, гипнотизирующей его своей историей и природой. Вокруг светлые и нежные краски, хотя над гс эвой такое же палящее солнце, как у нас в Греции, но из-за высоты гор или по какой-то другой причине краски остаются нежными, переливчатыми, свет и тень не различаются резко.
Когда речь заходит об армянской живописи и ее национальном колорите, прежде всего упоминают Мартироса Сарьяна, умершего в 1972 году в Ереване в очень преклонном возрасте, как многие художники. Он написал массу картин. Бог знает сколько лет звучит это имя и мы видим в музеях, на выставках, в книгах и альбомах его пейзажи и портреты. Сарьяна узнаешь издали, трудно спутать его с каким-нибудь другим художником. Также быстро узнаешь музыканта, чью музыку носишь в душе. Сарьян — лирический и мудрый певец своей родины.
Творчество Сарьяна — прекрасное сочетание настроений эпохи с палитрой мягких и насыщенных красок его родины. Не зная Армении, можно, отдавая ему дань, ограничить его рамками одного из больших европейских течений искусства. Заметно, что он учился у западных и русских мастеров начала нашего века. Оттуда идет его праздничная, радостная стихия, большие, живые, чистые поверхности, без полутонов. Он ими манипулирует, создавая жизнерадостный волшебный тон, хотя сразу понимаешь, что это реалист, который превосходно изображает то, что видит. Нет массы деталей, бросающихся в глаза; детали скрыты где-то, но делают вещи узнаваемыми, хотя художник и не стремится к внешнему сходству. Все находится в движении, но динамизм не акцентируется. Сарьян — необыкновенный художник, умеющий придать формам способность меняться, преображаться.