«Вот уеду в Америку, — размышляла девушка, подбирая очередной числовой код, — и начну совершенно новую жизнь. Никаких артефактов, вампиров, оборотней… Стану классным программером, им программисты нужны. И мои будут мной гордиться. А по выходным мы вместе, как нормальная американская семья, станем ходить в какой-нибудь затрапезный бар с дурацкими официанточками в мини, как во всех этих фильмах, есть пиццу и гамбургеры… с маринованным огурчиком, луком и беконом…»
Она так живо представила себе гамбургер, что даже почувствовала его запах. Рука коснулась еще теплой булочки… Не отрывая взгляда от ноутбука и представляя себе антураж американского кафе — столики вдоль окон, у стойки — шериф с большой звездой на груди, а за соседним столом сидят симпатичные парни в клетчатых рубашках… — она откусила от воображаемого гамбургера здоровенный кусок. Было очень вкусно и очень реалистично… Так реалистично, что Динка наконец очнулась.
В руке и вправду обнаружился надкусанный гамбургер — в точности такой, как Динка любила. Девушка едва не задохнулась от возмущения. Этот волчара опять обманул ее и, воспользовавшись полной погруженностью в работу, втихую подсунул ей бутерброд! Вот он, предел низкого коварства!
Надо бы швырнуть недоеденный гамбургер в его поганую морду!..
Желудок протестующе заурчал.
«Ладно, — сдалась Динка, откусывая едва ли не половину гамбургера, — можно сделать вид, что я так ничего и не заметила. И вовсе не обязательно прощать его после этого. Ну съела бутерброд и съела, с кем не бывает?..»
Гамбургер как-то очень быстро закончился, захотелось пить, и девушка украдкой оглядела стол в поисках колы.
«А колу не принес, — раздраженно подумала Динка. — Специально, чтобы я мучилась от жажды! Знала же, что верить ему нельзя!»
Он был такой же, как отец. Нет, совсем другой, но совершенно так же не обращал на нее внимания и с трепетом ловил каждый жест сидящей перед компьютером девчонки. Конечно, можно было просто дождаться подходящего момента и высосать из соперницы всю кровь, оставив пустую оболочку, похожую на резиновую куклу. Но Лина знала: это не выход. Она уже потеряла внимание светловолосого, потеряла навсегда, это не исправить и не переписать. Наверное, ее не за что любить. Вот и отец думал точно так же…
Иногда в их доме бывали гости. Сплошь нужные отцу люди, приезжавшие на шикарных машинах с личным шофером, иногда в сопровождении жен, увешанных раздражающе сверкающими бриллиантами, чаще — с молодыми любовницами в откровенных платьях.
Гости пили вино из высоких бокалов, смеялись и манерничали.
Лина любила прокрасться в это время в гостиную. Ей хотелось оказаться поближе к отцу, своровать хотя бы кусочек его жизни. Она неплохо научилась скрываться в толпе гостей — большей частью девочку не замечали, а если и обращали внимание, ничего страшного: всегда находился человек, который, хмурясь, припоминал: «Вроде это дочка Димы. Как тебя зовут, девочка? Кажется, Лена? Или Инна?»
Лина поспешно соглашалась и снова ныряла в толпу гостей.
Хуже, если ее находила гувернантка. Еще хуже — если сам отец.
В такие моменты он смотрел на дочь так, словно видел ее впервые и сам сомневался, как ее зовут — Лена, Лина или, может быть, Маша. Наверное, на всякий случай, чтобы не ошибиться, он не обращался к ней напрямую, а велел кому-то из сновавших по залу официантов позвать гувернантку и выговаривал ей:
— Я не понимаю, почему девочка не спит? Что она здесь делает? Анастасия, я вам, наверное, мало плачу, если вы считаете излишним присматривать за ней? Или вам тяжелы ваши обязанности? Только скажите…
Гувернантка бледнела, бормотала извинения и, очень больно ухватив Лину за руку, тащила прочь.
К этому времени Лина уже прекрасно знала, что отец нанял ей гувернантку только ради одного: чтобы та держала дочь от него подальше, чтобы она ему не мешала. Но девушка еще верила, что вырастет, станет умной и сможет сделать нечто особенное — такое, чтобы отец обратил на нее внимание. Чтобы, держа за руку, вывел в самый центр комнаты и с гордостью сказал всем важным гостям:
— Это моя дочь Лина. Запомните хорошенько ее имя, она — самый важный для меня человек! Важнее, чем вы все, вот так!
Однако реальность пока оказывалась иной: захлопнувшаяся дверь комнаты, кружащаяся лампа, от которой по стене скользили тени в виде разных зверушек, холодная постель с жесткой накрахмаленной до хруста простыней, спать на которой было так же удобно, как на стекле или отлакированной поверхности стола, сухой поцелуй гувернантки, ее вкрадчивый шепот у уха: «Засыпай скорее, детка, не мешай папе!»