Их оставили наедине, что было едва ли не проявлением гуманизма.
Глеб пощупал ледяной лоб девушки, сожалея, что так мало времени уделял медицине. Впрочем, медики тут не помогут, это ясно, уже пытались. Александру нужно возвращать другим способом. Но как? Как? Новый приступ паники едва не захлестнул его, пришлось сжать зубы и медленно досчитать в уме до десяти. Проверенный не раз способ помог, теперь Глеб снова мог соображать.
Не было тайной, что привело Сашу в такое состояние, а значит, помочь ей могло только одно средство… Вот только бы, как говорил врач, до нее докричаться…
Глеб потер ее щеки, пощупал пульс — слабый, едва-едва различимый… Может, Саша сейчас опять на разбитой яхте посреди безбрежного океана. Вот только теперь некому лететь за ней черным вороном, некому выводить ее душу на свет… Горло сдавил спазм. Да прям, что это с ним? Герои не плачут. Они всегда знают, как поступать, и идут к намеченной цели, не замечая препятствий.
Он должен ее вытащить, иначе смысл потеряет и его собственная жизнь.
— Саша! — позвал Глеб, наклонившись к девушке. — Саша, ты слышишь меня? Ты нужна мне! Послушай, вернись!
Она оставалась неподвижна, а в застывших глазах не мелькнуло даже искорки понимания. Александра была холодна, как алебастровая статуя.
— Саша! Послушай меня, Ян жив! Он спасся! Я видел, клянусь тебе! — Глеб говорил и сам начинал верить в собственную ложь. Он не мог сказать по-другому, не мог позволить ей умереть, и черт с этим магом, если потребуется, если это будет нужно Саше, он найдет да хоть некроманта, чтобы поднять этого чертового Яна, вздумавшего умирать так не вовремя! — Ян жив! Он спасся и поможет нам выбраться. Слышишь! Да очнись же ты наконец!..
Глеб изо всех сил встряхнул девушку и вдруг, не веря своим ушам, услышал тихий стон. Длинные ресницы дрогнули. Он все-таки докричался. Он смог…
«Ян жив» — эти слова вернули ее к жизни, разбив скорлупу, которая словно огораживала ее от остального мира. Без него все было бессмысленно — что-то делать, двигаться, дышать… это казалось лишним потому, что Александра больше не хотела оставаться одна. Ян жив, значит, и ей можно жить.
И она вернулась. Глеб заботился о ней, но не сказал о Яне больше ни слова. Саша и сама понимала, что нужно молчать, что их с Глебом не случайно держат вместе, надеясь выудить побольше информации из разговоров пленников, но все же это молчание оказалось мучительным.
«Неужели это правда, ему удалось спастись и вырваться? — думала она, с усилием впихивая в себя принесенный куриный бульон, — желудок еще с трудом воспринимал пищу. — А почему бы и нет? Он маг, он многое может, а еще он очень умный. Наверняка Ян догадывался о ловушке и подготовился… Но почему же его нет до сих пор? Почему он не пришел за нами?»
Девушка смотрела на Глеба, надеясь найти ответ в его честных глазах, но он отчего-то отводил взгляд и отворачивался, словно хотел скрыть что-то важное.
Их пока что не трогали, и большую часть времени Александра проводила погруженная в дремоту. Глеб, все еще явно опасавшийся за нее, тормошил девушку, заводил беседы на отстраненные темы, связанные с историей или культурой. И было видно, что он сам не увлекается разговором, но считает необходимым отвлекать ее, не дать снова погрузиться в безвременье. Но этого Саша и сама не хотела. Там, на той стороне, было холодно, пустынно и страшно. Там было одиноко.
Наконец Евгений Михайлович вызвал Сашу для беседы. Бывший директор ожидал ее в комнате, так похожей на его школьный кабинет, что у Александры сжалось сердце. На миг — всего лишь на один короткий миг — ей показалось, будто все, что с ними произошло, было только страшным сном, что она, Александра Путилина, примерная ученица и отличница, пришла после занятий к директору, принимающему ее по-отечески тепло, заботящемся о ней, озабоченному ее единственными проблемами: как бы получше сдать экзамен и в какой вуз подать документы по окончании школы.
— Саша! — Евгений Михайлович поспешно встал с директорского кресла и помог девушке сесть на приготовленный для нее стул. — Ты заставила меня поволноваться! Ты знаешь, я несу за тебя ответственность, в том числе перед твоей тетей, но главное, перед самим собой. Как ты себя чувствуешь?
Он казался добрым дядюшкой, так что пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы напомнить себе: он — их враг, тот, кто не колебался, отдавая приказ уничтожить всю группу, человек, играющий с людскими жизнями, как с ненужными старыми куклами.
— Спасибо, — она посмотрела ему прямо в глаза, — мне уже лучше… вашими молитвами.