– Ну не плакать же, ты кстати слышал Алексей Михалыч что за всеми установлено негласное наблюдение? -спросил один из курящих.
Секретность в высших эшелонах власти, сохранялась так же надежно как вода в решете, после распоряжения президента установить за министерствами дозор, об этом стало известно буквально всем. Информация о секретной слежке передавалась из уст в уста, и с каждым разом обрастала всё большими подробностями. Так примерно к полудню, на следующий день после президентского распоряжения, не только министры, но и абсолютно все хоть как-то причастные к работе государства, были уверенны что за ними пристально следят. К вечеру того же дня кто-то не поленился пустить слух о том что по факту выявления в результате слежки неблагонадежности, или даже при милейшем на неё подозрении, лицо которое таковым будет признано не просто уволят с позором, но ещё и посадят надолго в тюрьму.
Одни паниковали, воспринимая эту информацию с огромным страхом, другие были равнодушны, третьи смеялись распуская сплетни со всё новыми вымышленными и кошмарными подробностями надвигающихся репрессий. До того как к стоящим в курилке подошел Шестопалов, курящая компания как раз смеялась над тем как один из курящих пересказывал придуманную и распущенную им брехню.
– Да, на счет наблюдения слышал, по моему уже все слышали.
– А ты кстати в курсе Алексей Михалыч что о тебе товарищи из КГБ справки наводит?
– В смысле?
– Люди из КГБ ходили сегодня и всем вопросы задавали, в том числе и про тебя спрашивали.
– Да, – Да, – Да. Стали в унисон поддакивать состоявшие в курилке, смекнув что над Шестопаловам шутят. Услышав эти слова Шестопалов побледнел.
– Так что ты Алексей Михалыч думай что делать, если вдруг что.
– Сплюнь!
– Тьфу, тьфу, тьфу, крепись Михалыч. Главный шутник курилки похлопал Шестопалова по плечу, а остальные курящие стали пожимать ему руку, глядя при этом в глаза печальным взглядом, они смотрели на генерала так горько и жалобно, словно прощались с ним навсегда.
Шестопалов выйдя из курилки пошел дальше по коридору, он чувствовал себя так отвратительно, словно его только что сбил автобус, а веселая компания после ухода Шестопалова изо всех сил пыталась сдержать смех, чтобы не дать повода думать что всё сказанное было шуткой.
Поздний вечер кончался и уже наступала ночь, но свет в президентских покоях по прежнему горел, Лукутин не спал. Забрав шапку Мономаха из оружейной палаты, Лукутин хранил её у себя. Вечерами перед сном он любил сидя у камина держать её в руках и пристально разглядывать, а потом, после нескольких часов любования шапкой он одевал её на голову и ходил в ней кругами по комнате.
– Разрешите войти? Донеслось из за двери, после короткого стука. Одетый в шапку Мономаха и халат на голое тело Лукутин был застигнут врасплох, он не любил когда его беспокоят в позднее время, особенно если настроение у него было мрачное, а в этот день был как раз именно такой случай.
– Секундочку, сказал Лукутин пряча в шкаф шапку и поправляя волосы на голове, хотя если говорить откровенно то что находилось на его голове сложно было назвать волосами.
Голова Лукутина была лысая как яичко, и он из за этого ужасно комплексовал, он стыдился своей лысины больше всего на свете. Когда Лукутин ощущал что его голова ничем не покрыта, он испытывал необъяснимую и чрезвычайно сильную тревогу. Как на зло кожа на его голове была абсолютно безжизненна, на ней совершенно ничего не росло, не помогала в этом ни наука ни народные средства. Будучи находчивым человеком он нашёл оригинальный выход из этой казалось бы безвыходной ситуации. Отпустив ус на левой стороне, до невероятных размеров, он зачесывал им свою плешивую балду. Ему даже не приходило в голову насколько комичный вид он имеет, и как нелепо это смотрится со стороны, а его приближенные и подчиненные, из за страха перед ним боялись ему об этом открыто сказать. Длинный ус проходил через щеку, ложился на голову и завитком свисал вниз. Бывало что кто-нибудь, какой-то случайный человек, увидев как президент приглаживает ус, был не в силах сдержать себя и хохотал. Тогда этот весельчак тут же отправлялся на Колыму, Соловки, или ещё в какие нибудь далекие места, из которых не возвращаются живыми. Над Лукутиным часто смеялись, воспринимая смех как непосредственную угрозу своей власти, президент принял закон по которому всем гражданам страны строго настрого запрещалось смеяться, не только над ним, но и вообще над чем-либо. По всей стране, на улицах всех городов висели плакаты с надписью «Сегодня засмеялся, а завтра родину предал!». Смеяться было разрешено только чиновникам и силовикам, им как верной опоре президентской власти было позволено всё. Но простым людям смеяться было строго настрого запрещено, смеяться было запрещено не только в общественных местах, но и даже дома. Нарушители закона о смехе получали по пятнадцать лет лишения свободы, причем без права на досрочное освобождение.