IV
. Лондон
Через пару часов мы были на Лондонском мосту. Было уже утро – холодное ветреное утро, но не такое туманное, как обычно. У нас не было багажа, и мой кошелек был почти пуст; у Позела, казалось, с собой ничего не было вообще, потому что я заплатил за его проезд и за свой собственный, а он, казалось, совершенно игнорировал этот факт, – эксцентричность, которая в другое время мне бы не очень понравилась, но которая, в условиях моего огромного долга перед ним, не могла мне не нравиться, поэтому я предложил пройтись пешком до моего дома в Кенсингтоне. Когда мы переходили мост, он, казалось, был поражен тем, что увидел – толпами людей и судоходством. Он перегнулся через парапет, глядя на Темзу.
– Значит, это самый большой город на земле?
– Не просто самый большой из всех, что есть, но и из всех, что когда-либо были. Даже императорский Рим не был так велик, как Лондон. В нем почти четыре миллиона жителей.
– Это действительно великий город. Четыре миллиона! Это больше, чем жителей в Швеции, или в Дании, или в Греции!
– Намного больше, – ответил я.
– Как вы думаете, это счастье для такого количества людей жить в одном городе? Достаточно ли им света и воздуха? Здесь всегда так дымно?
Так мы беседовали, пока шли по городу. Он проявлял живой интерес ко всему, и часто варьировал свои вопросы мудрыми и вдумчивыми замечаниями. Его характер был очень странным, он казался полным сочувствия к человеческому горю, и в то же время его ничто не поражало. Он казался любопытным, но, увидев вещь, был разочарован и говорил обо всем в печальном и жалостливом тоне, показывая, как все могло бы быть лучше и должно было быть лучше, чем есть. В каком-то смысле было досадно показывать наш великий мегаполис столь суровому, но в то же время столь доброжелательному критику. Он, очевидно, искренне жалел нас, жалел Лондон, жалел Англию, жалел все и всех, и все же, как ни странно, он не был тщеславен, не был самовлюблен, не был мизантропом. Он, однако, смотрел на все с возвышенной точки зрения, видел все недостатки, но не радовался, видя их. Я с патриотическим рвением пытался представить все в лучшем свете перед моим добрым, хотя и загадочным, благодетелем, но это было бесполезно. Он, очевидно, считал нас в Англии очень несчастной расой существ, а Лондон – очень большим, но отнюдь не великим городом. Я вспомнил его высказывания во время нашей первой встречи и с сожалением обнаружил, что его ожидания от Англии не оправдались.
Таким образом, мы приехали ко мне домой. Мой отец был, надо ли говорить, очень рад меня видеть. Я писал из Понтуаза и отправил письмо перед самым отъездом, но я приехал быстрее, чем почта. Семья узнала новости обо мне только по воздушной почте за несколько недель до этого, и вот я приехал, совершенно неожиданно.
– Как тебе удалось выбраться, мой мальчик? Я так понял, что пруссаки не пропускают никого через свои линии. Полагаю, к тебе отнеслись благосклонно, как к англичанину?
– Ни в коем случае. Как я выбрался, должно остаться тайной; на самом деле, я и сам этого не понимаю. Однако я могу лишь сказать, что своей безопасностью я полностью обязан доктору Позелу, которого я должен представить вам как своего лучшего друга и избавителя от плена.
– Что ж, сэр, я рад нашему знакомству и слишком рад видеть своего сына в безопасности, чтобы не полюбопытствовать, как вам удалось избежать прусской бдительности. Вы чужой в Англии?
– Я никогда не был здесь, – сказала Позела, – до сегодняшнего утра, но я часто смотрел на Англию издалека и хотел побывать здесь.
– Полагаю, из Кале. Там в хорошую погоду можно увидеть белые скалы Альбиона.
Позела ничего не ответил.
Разговор изменил направление. Поток вопросов направился на меня. Прозвучало приглашение к завтраку, так как было еще рано, и мы пошли в комнату для завтрака. Закончив свои вопросы ко мне, отец, естественно, перевел разговор на нашего гостя, и я сразу заметил, какое впечатление он произвел на него. О войне ему было нечего сказать, все вопросы о ней казались неприятными, но на все остальные темы он вел разговор вполне хорошо. Тем не менее, он ни в коем случае не был тем, кто хотел изложить истину или продемонстрировать свой талант. Он скорее преуспел в вопросах, чем в ответах, но его вопросы демонстрировали простоту и вдумчивость, что было поразительно. Он спрашивал почти на все темы, связанные с Англией: ее история, правительство, политика, статистика, религия, торговля – про все. Мой отец был человеком, любящим высказывать свое мнение по любому поводу, и поэтому он был в восторге от своего умного и вдумчивого гостя. Некоторые вещи Позелу было трудно понять, особенно то, как в такой богатой стране может существовать столько несчастных и как люди могут так расходиться в религиозных вопросах. Его смущало партийное правление, а также существование бесконтрольной безнравственности в нашей великой метрополии. После завтрака мы отправились осматривать Лондон, мой отец сопровождал нас. За этот день мы увидели столько, сколько смогли. Позела интересовался всем, но был скорым на ногу экскурсантом. В большинстве случаев он воспринимал увиденное моментально, и, как мне показалось, был склонен к спешке. Больше всего его поразил Британский музей, где мы остановились на несколько часов, и здесь он особенно заинтересовался орнитологическим отделом.